– Не возражаешь, если я её опробую? – спросил Илай.

– Нет, конечно, – ответил Мика.

Илай положил камешек в кожаный карман и поднёс рогатку к глазам. Он медленно натянул тетиву. Мика не отрываясь глядел на скалолаза, сердце в груди отчаянно билось. Достаточно ли окрепла кость? Выдержат ли нити?

– Видишь вон ту метку? – спросил скалолаз.

Мика посмотрел на чёрную отметину на стене, по форме напоминавшую звезду, и кивнул.

Илай отпустил тетиву. Нити вернулись на место, камешек просвистел по воздуху в подземной комнате. С резким треском он ударил в самый центр звезды, пробил песчаник и упал на пол пещеры.

Илай медленно и глубокомысленно кивнул. Мика сидел не дыша.

– Отличная работа, просто потрясающе, – сказал скалолаз.

– Вы действительно считаете, я хорошо справился? – спросил Мика, боясь поверить в похвалу Илая.

– Сам бы лучше не сделал, – признался Илай, поднимаясь на ноги. – Набери камней и пойдём со мной.

– Ты левша или правша? – спросил Илай.

– Правша, – ответил Мика.

– Я так и думал, – сказал Илай, морща лоб. – Тогда тебе лучше взять её в левую руку, а тетиву натягивать правой. Так ты придашь броску больше силы. А если повезёт, – добавил скалолаз, – то и точности прибавится.

Они стояли возле стены в большой комнате. После ужина напитанный маслом запах жареного всё ещё ощущался в воздухе, хотя огонь уже догорел, оставив после себя лишь мерцающие угли. Фракия сидела, сгорбившись, на змеиной шкуре: лицо её скрывал капюшон, а руки обвивали подтянутые к груди колени. На каменной плите, закрывавшей вход в укрытие, Илай нарисовал углём мишень – три сужающихся круга, один в другом, с общим центром в виде маленького закрашенного кружочка.

Мика взял рогатку в левую руку и оттянул тетиву назад, насколько смог. «Илай был прав», – отметил он про себя.

Скалолаз оценивающе следил за его движениями.

– Не сжимай так крепко, – сказал он.

Мика чуть ослабил хватку. Мешочек быстро проскользнул между костяшками его пальцев и выбросил камешек, который выстрелил в воздух, пролетел через всю комнату и ударился о каменную плиту.

Фракия подняла голову. Мика побежал проверить мишень.

– Я попал! – воскликнул он, ощупывая небольшую выбоину между первым и вторым кругом.

– Совсем неплохо для первой попытки, – кивнул Илай.

– Думаю, просто новичкам везёт, – скромничал Мика, хотя внутри ликовал от своего триумфа.

– А я бы сказал, врождённый талант, – ответил Илай. – Надо только его совершенствовать.

– То есть тренироваться, – сказал Мика.

– То есть тренироваться, – подтвердил Илай.

Мика вернулся к стене напротив двери. Он стрелял по мишени, пока не расстрелял все камешки, потом собрал их и начал сначала.

Илай устроился позади него на змеиной шкуре, спиной прислонившись к стене. Разложив перед собой все ножи, что у них были, – и для готовки, и для охоты, с ровными лезвиями и зазубренными, даже небольшой нож Мики, – он брал их по одному и точил лезвия. Тихое шуршание, с которым металл скользил по точильному камню, сопровождал глухой стук камешков, бившихся о мишень.

Время от времени Илай поднимал взгляд и делал полезные замечания.

– Не выставляй локоть.

Или:

– Когда целишься, держи голову прямо.

И частенько:

– Отличный выстрел, парень.

Каждый раз, когда скалолаз хвалил его, Мика заливался краской, хотя и сам понимал, что стреляет всё лучше. С каждой собранной горстью камешков попаданий в яблочко становилось всё больше. К тому же с каждой новой попыткой что-то менялось. Что-то внутри него. Вставая в стойку и совершая движения на автомате, он мог сосредоточиться на самом полёте камешка, и под конец, выпуская каждый новый снаряд, он будто бы мысленно гнал его к цели.

Чёрный круг, нарисованный Илаем, потихоньку стирался с каждым точным попаданием Мики. И каждый раз, когда это происходило, Мика уже не удивлялся, а наслаждался тем, что держит всё под контролем.

Он оглянулся и увидел, что Фракия внимательно следит за ним; её серые глаза поблёскивали из-под капюшона. Одним изящным движением она поднялась на ноги, подошла к нему, забрала рогатку, быстро развернулась, оттянула тетиву и выстрелила, попав в самый центр мишени. Потом повернулась к Мике, выпустила рогатку из руки – и та с грохотом упала на каменный пол. Девушка снова уселась на шкуру. Мика чувствовал, что лицо у него горит огнём.

– Думаю, можно уже и передохнуть, – мягко сказал Илай и взял со стола флягу с ликёром; Мика услышал звук извлекаемой пробки.

– Хотите, я помогу убрать ножи? – спросил Мика.

Илай собирался было ответить утвердительно, но тут его взгляд упал на часы. Почти весь песок пересыпался вниз.

– Завтра сделаем, – сказал скалолаз. – Я дождусь, когда всё прогорит, и пойду спать.

Он уселся на толстой змеиной шкуре возле мерцающих углей. Мика сел напротив и наблюдал, как обгоревшее дерево отливало то ярко-оранжевым, то синим, и как клубы дыма обнимали основание металлической трубы.

Это было любимое время дня Мики – время, когда песок в часах второй раз за день почти полностью перетекал из верхней части колбы в нижнюю, когда вся работа по дому была переделана и скоро уже можно было отправляться спать. Обычно в этот час Илай приглушал свет лампы, раздавал каждому по рюмке с ликёром, и они тихонько беседовали, пока тлеющие угли догорали; огонь постепенно угасал, и в темноте звучали лишь бестелесные голоса.

Фракия села рядом с Микой; лицо у неё было задумчивое.

– Я не хотела… проявить неуважение к твоей работе, – сказала она.

– Всё нормально, – вздохнул Мика. – Ты просто лучше стреляешь, Фракия, вот и всё. Сколько бы я ни тренировался.

– Фракия – змеерод, парень. Это у неё в крови.

Скалолаз потянулся и каблуком толкнул сгоревшее полено. Оранжевые искры взметнулись и тут же исчезли.

– Но вот что я скажу тебе, парень: эта рогатка – настоящее, отличное оружие, сделанное твоими руками. Кропотливая работа. Точная. Я горжусь тобой.

Мика скромно улыбнулся. После короткой вспышки света от искр снова повисла тёмная тишина.

– Мне не хватает моего родокопья. С ним я чувствовала себя защищённой… – голос Фракии был низким, прерывистым, но Мика мог различить в её словах боль утраты и упрёк. – Мне не хватает воздуха, неба, высоты, где мне было так спокойно. Эта… эта тесная тёмная пещера, зловонная и грязная, испачканная нами же, – я задыхаюсь здесь…

– Тогда говори о своей жизни, Фракия. О родстве. Вспоминай облака. Высокие скалы и долины, – голос скалолаза выдавал его собственную глубокую тоску. – Возвращайся туда в своих мыслях… Поверь, это поможет!