и аналитические аспекты. И как было показано на одном из примеров, последовательное применение методов двух философских традиций одновременно и необходимо в области философии сознания, и приводит к противоречию.

Аналитик Дж. Сёрл также «исповедует» оба метода. В духе аналитической философии он склонен к редукционизму, который он называет биологическим натурализмом, но, с другой стороны, он же является автором аргумента китайской комнаты [J. Searle, 1990, p. 26–31] и сторонником интенциональности. Сёрл начинает книгу «Открывая сознание заново» с решения проблемы сознания. Используя взгляд «от третьего лица», он пишет: «Вот это решение: ментальные феномены причинно обусловлены нейрофизиологическими процессами в мозге и сами являются свойствами мозга» [ibid., p. 24]. Однако на этом книга не заканчивается, а только начинается, так как философ остается неудовлетворён видением лишь «снаружи», и он тратит целую книгу на то, чтобы сочетать взгляд «снаружи» и «изнутри». В частности, он утверждает: «Поскольку ментальные феномены сущностным образом связаны с сознанием и поскольку сознание, в сущности, субъективно, из этого следует, что онтология ментального, в сущности, есть онтология от первого лица» [ibid., p. 40]. И далее философ вынужден обращаться к проблеме интенциональности и многим другим. Но возникает вопрос: какова ценность данного Сёрлом в начале книги решения «от третьего лица», если сам же он утверждает, что решение должно быть «от первого лица»? Тем не менее Сёрл не отступается и от первоначального решения, надеясь как-то его сочетать с дальнейшими выводами. Однако и здесь синтез не получается. Концепция Сёрла, по сложившемуся мнению, представляет собой множество ярких, но разрозненных идей.

Д. Деннет, один из наиболее последовательных аналитиков сознания нашего времени, старается максимально избавить свою теорию от влияния феноменологии. Деннет ориентирован на практическое применение своих изысканий, и он весьма заинтересован в том, чтобы разработать полезный метод для изучения или воссоздания сознания, нежели в чём-то еще. Ему принадлежит, например, статья с говорящим за себя названием: «Как исследовать человеческое сознание эмпирически» [Д. Деннет, 2005]. В этой статье он даёт довольно-таки узкие практические советы по указанной теме. Он же уделяет много внимания проблеме создания искусственного сознания. То есть фактически философа заботит проблема не столько «понимания», сколько «объяснения», что заметно упрощает задачу избегания феноменологии. Однако тем более показательно, что и Деннет не смог полностью избавиться от феноменологии и необходимости взгляда «от первого лица» в философии сознания, когда он обращается к проблеме Я. Он пишет: «How can it be "Up to me"»? [D. C. Dennett, 2004, p. 134]. Вопрос как бы лишённый смысла для аналитика и очень понятный для феноменолога. И неважно, что в дальнейшем Деннет «элиминировал сознание, а вместе с ним – и самоактивную самость» [Н. С. Юлина, 2007, с. 121]. Главное, что он задаётся этим вопросом и, прежде чем сделать основной вывод своей концепции, затрагивает феномен бытия «от первого лица». Следовательно, его вывод, что сознание есть эпифеномен, – вывод феноменолога, даже несмотря на то, что его доказательство строится на аналитических аргументах. Дело в том, что невозможно ответить на вопрос, не задавшись им.

Теория сознания В. В. Васильева приводится философом в книге «Трудная проблема сознания» и главным образом в книге «Сознание и вещи: Очерк феноменалистической онтологии». В первой из указанных книг автор склонен к аналитической традиции, посвящая значительное место рассуждению о «здравом смысле» (Д. Мур) как о методе. «Здравый смысл» оказывается у Васильева необходимым обоснованием для его изначальной установки онтологии сознания: чужое сознание существует, другие люди тоже сознательны. Во второй упомянутой книге философ обращается к феноменологии, сочетая её с аналитическим подходом. Он пишет: «Итак, чтобы добиться реального прояснения наших онтологических установок, мы не должны ограничиваться дескрипциями, а должны прибегать также к умозаключениям и доказательствам» [В. В. Васильев, 2014, с. 20]. А также: «Поскольку наши рассуждения развёртываются в феноменологической плоскости, можно назвать их "феноменологическими дедукциями"» [там же]. Далее автор упоминает «аргументативную феноменологию», отличая её от дескриптивной феноменологии Гуссерля. Эти эпистемологические рассуждения, вероятно, направлены на преодоление односторонности аналитического и феноменологического подходов в том смысле, который обсуждается в данной статье.

Однако, как нам представляется, теория Васильева не совершает требуемого синтеза двух подходов, так как он концентрируется в итоге на аналитической стороне вопроса. Так, в книге «Сознание и вещи» Васильев приходит к локальному интеракционизму. То есть к теории взаимной каузальности сознания и мира (ментального и физического), но на локальном уровне. «Чтобы говорить об интеракционизме, мы должны оставаться в рамках локального рассмотрения материальной системы, продуцирующей поведение» [там же, с. 177].

Представляется, что говорить о локальной каузальности сознания невозможно, так как сознание не локализуется в пространстве. И это связано с тем, что сознание не является вещью или материальным процессом, который совершается в пространстве. Поэтому аргумент локального интеракционизма оказывается близок к позиции физикализма.

Переходя к тому, что мы назвали бы попыткой синтеза двух философских походов, обратим внимание на те обстоятельства, которые предшествуют этому синтезу. Во-первых, феноменология и аналитическая философия берут начало из одного источника – стремления к научности. Во-вторых, еще Ф. Брентано сочетал оба метода при решении проблем онтологии сознания. Аналогичная ситуация, как мы видим, имеет место у многих авторов и в современной философии. Это связано с тем, что в философии сознания очень сложно быть только феноменологом или только аналитиком. В-третьих, применение двух методов последовательно – друг за другом – приводит к противоречиям, антиномиям. Или, по крайней мере, не даёт необходимого решения проблемы, которое, как было указано, подразумевает одновременное видение и «изнутри», и «со стороны». Но данное видение сложнодостижимо, так как очень вероятно в итоговом выводе «пристать» к одному из полюсов, «оторвавшись» от второго.

Представляется, что один из вариантов синтеза взглядов «от первого» и «от третьего лица» был предложен советской философско-психологической школой. Проблема сознания есть проблема идеального, а следовательно, в том числе и социального, а не только индивидуального, физического, логического или информационного уровней. Этот вывод стал результатом глубокой философской проработки проблемы сознания в немецкой классической философии, а затем представителями материалистической диалектики (Л. Выготский, С. Рубинштейн, Э. Ильенков и др.). Замечательно, что это направление философии начинается с кантовской критики рационализма и эмпиризма и, в частности, критики Декарта (но, конечно, не заканчивается Кантом).

В чем суть критики Кантом Декарта? Кант замечает: «Положение, гласящее, что Я, который мыслю, должен в мышлении всегда считаться субъектом и чем-то, что, будучи присущим мышлению, может рассматриваться не только как предикат, есть суждение аподиктическое и даже тождественное; однако оно не означает, что я как объект составляю самостоятельную сущность, или субстанцию. Последнее утверждение заходит очень далеко и потому требует данных, которых в мышлении вовсе нет…» [И. Кант, 1998, с. 223]. Иными словами, Кант