Больше Генри Дарем в гости к миссис Мидуэл не напрашивался, однако общие знакомые с готовностью докладывали — преподобный начал последовательно узнавать обо мне у жителей Сеннена все, что только мог. Обитатели деревни охотно общались со священником и выкладывали совершенно все как на исповеди.

В пятницу пришло письмо от директрисы моей школы. Она сообщала, что мистер Дарем действительно писал ей и пытался разузнать о том, где я нахожусь и как сложилась моя судьба. Однако миссис Харт молодому человеку ничего не сообщила, помня о моих просьбах. Сразу после того, как я вышла из больницы после пожара, газетчики накинулись как саранча, да и не только они донимали. Люди жаждали сенсации и ради этого готовы были махнуть рукой на приличия и милосердие… Тогда я попросила директрису моей школы никому не сообщать ни где я нахожусь, ни что со мной сталось.

И, как оказалось, о просьбе моей миссис Харт не забыла и старательно оберегала секреты своей ученицы и по сей день.

Значит, узнать в школе Дарем не смог бы вообще ничего, и все-таки имелся шанс, что наша с ним встреча в Сеннене совершенно случайна. Но тогда, выходит, что судьба прихотлива, куда прихотливей, чем я могла себе представить.

Или… Про «или» думать категорически не хотелось, но и выбросить из головы никак не получалось, пусть я и старалась изо всех сил. «Или» сулило слишком много проблем.

Наводила справки о семействе Дарем не я — сердобольные и чрезвычайно любопытные соседки. Особенно много усилий прикладывала миссис Кларенс, которая задалась целью найти некие темные тайны в истории семьи Дарем. Мне, признаться, такой поворот событий был бы исключительно на руку — окажись викарий недостойным человеком или если бы его семья не внушала доверия, местное общество не только оставило бы меня в покое, но и не дало Дарему донимать с этой нелепой помолвкой.

Однако к моему великому разочарованию и радости всей деревни викарий оказался человеком приличным и темного прошлого за спиной не имел, как и все его семейство. На запрос миссис Кларенс в военный архив пришел ответ, что полковник Мерсер и капитан Дарем действительно вместе служили. Миссис Крейн разузнала у общих знакомых об учебе мистера Дарема в университете и выяснилось, что он показал себя блестящим студентом и ни разу не был замечен за чем-то хоть сколько-то предосудительным.

Миссис Мэтьюс же написала родне, которая жила в том же графстве, что и Даремы. Оказалось, что мистер и миссис Дарем — люди более чем достойные, в обществе пользуются уважением и имеют двух взрослых сыновей, старшего Джорджа и младшего Генри. И первенец благополучно женат последние четыре года, поэтому, собственно говоря, Дарем-старший и вменил в обязанность вступить со мной в брак именно Генри.

— Вот видите, Бет, как все удачно складывается, — пришла к выводу миссис Мидуэл, с которой мы неизменно обсуждали результаты деревенского расследования. — Преподобный — достойный молодой человек из приличной семьи. Вы можете безо всякого беспокойства принимать его предложение.

В этот момент я так пожалела, что Генри Дарем не какой-нибудь беглый преступник…

Оберегать себя от встреч с мистером Даремом удалось точно до воскресенья. Не пойти на службу было никак нельзя — пересудов пошло бы еще больше, чем до того. К тому же миссис Мидуэл категорически настаивала на моем обществе в церкви, а она все-таки оставалась моей хозяйкой и забывать об этом было никак нельзя.

Поэтому я со вздохами и безмолвными проклятиями одевалась утром, готовясь к очередной встрече с этим странным приветом из прошлого, стараясь выбирать наименее идущие мне вещи. Я не хотела показаться преподобному Дарему даже самую малость привлекательной… Но сложно изуродовать девушку двадцати одного года, даже если ее внешность посредственна, а моя внешность могла без труда пережить невзгоды вроде старомодного платья или чудовищного цвета шарфа, и при этом все-таки привлекать.

— Вы приложили много усилий, — оценила с хитрой улыбкой мои ухищрения миссис Мидуэл, однако не стала просить переодеться. Моя хозяйка была умной женщиной и явно поняла, что переупрямить меня не удастся, поэтому, до поры до времени решила позволить поступать так, как считаю нужным.

Преподобный Дарем как назло был сегодня особенно эффектен за церковной кафедрой. Огонь искренней веры буквально сиял в его глазах, придавая суровому лицу особенно одухотворенное выражение.

Священник напоминал пастве о любви Творца к своим детям и любви к ближним. Однако пастве было откровенно не до того — сегодня все разглядывали меня и мистера Дарема, строя самые разнообразные гипотезы по поводу наших отношений и их возможного развития. Религия безнадежно проигрывала сплетням.

Разумеется, преподобный все это замечал… но держался изо всех сил.

Когда же служба подошла к концу, миссис Мидуэл повисла на мне непосильным грузом и лишила шанса покинуть церковь в числе первых. И, разумеется, новый священник не упустил подаренной ему возможности. Он первым делом поздоровался с моей хозяйкой, и она мгновенно испарилась с удивительной резвостью, оставив меня с «женихом» нос к носу.

Викарий смотрел на меня со смирением святого, но все это было только напоказ — в зеленых глазах священника плескался океан негодования. Наличествовала там и обида незаслуженно отвергнутого мужчины. Но все эти переживания предназначались лишь для одного человека — меня. Паства же так и оставалась в убеждении, что преподобный преисполнен всех возможных добродетелей и уж точно не планирует досаждать бедной сироте.

А вот я ни капли не сомневалась, что мистер Дарем сдаваться не намерен и еще постарается взять меня измором. И пусть сама ситуация доставляет ему удовольствия, похоже, еще меньше, чем мне самой, сумма, стоящая на кону достаточно велика, чтобы викарий позабыл о гордости..

К несчастью, деньги в нашем мире все еще значат слишком много, чтобы на них можно было с легкостью махнуть рукой.

— Добрый день, мисс Мерсер, — разумеется, и не подумал игнорировать меня преподобный Дарем. Что ж, манеры у него не дурны, это приходилось признать. Или же просто здравый расчет не позволял портить отношения с залогом будущего финансового благополучия.

— Здравствуйте, преподобный. Как поживаете? — улыбнулась я настолько сладко и мило, что скулы заныли.

Искренности в этой откровенно вымученной гримасе не было ни на пенс, однако старания должны были зачесться.

— Благодарю вас, прекрасно, — самым очаровательным тоном подхватил игру в любезность викарий, но в его исполнении вежливый ответ звучал уже несколько менее убедительно: будучи мужчиной необыкновенно высоким, можно даже сказать, монументальным, Генри Дарем не производил впечатление человека, способного на пустую светскую болтовню. — А вот вы, мисс Мерсер, как поговаривают, в последнее время расхворались. Надеюсь, сейчас ваше здоровье улучшилось?

В чем нашему священнику равных не было — это в сарказме, которым в последней фразе сочилось каждое слово. Именно нездоровьем я объясняла свое нежелание появляться на публике. Подозреваю, эту ложь никто не счел хоть сколько-то убедительной: я славилась на удивление крепким здоровьем.