Пьер вышел из молотилки и, увидев, что Жером закончил работу, тут же позвал остальных полюбоваться шедевром.

— Ну что ж, графиня получилась гораздо лучше, чем бедняга Ганс-Питер. Но на вашем месте, графиня, я бы не давал ему больше книг.

Пьер так сильно толкнул Жерома, что тот от неожиданности упал на землю, чем рассмешил всех собравшихся. Поднявшись, он начал отряхивать одежду и вытаскивать соломинки из волос.

— Простите, графиня, если я вас обидел. Портрет Ганса-Питера должен был стать для вас предупреждением. Вам не следовало поддаваться на мои уговоры.

Мими хохотала вместе с остальными.

— Что вы, я польщена. Ведь я думала, что мой нос гораздо длиннее, чем вы нарисовали. Можно я оставлю рисунок себе?

Жером протянул ей листок.

— Спасибо. Я хочу отблагодарить вас за этот портрет. Может быть, вы со мной поужинаете? Единственное, что осталось на нашей ферме — это продукты. В семь часов вас устроит?

* * *

На ужин была свинина и отварная репа. Трое заключенных и их охранник, графиня и двое ее слуг разомлели от водки и бутылки выдержанного вина. Блюда, приготовленные в традиционном французском стиле с добавлением чеснока и специй, были по достоинству оценены, но вызвали неприятные ощущения в желудках, давно отвыкших от такой пищи. Постепенно гости переместились поближе к камину, от которого веяло приятным теплом.

Мими и Жером, сидевшие по разные стороны большого обеденного стола, улыбались, наблюдая за происходящим. Все формальности были соблюдены: заключенные с уважением относились к тому, кто захватил их в плен, гости — к хозяевам, один социальный класс — к другому. Говорили на двух языках, переходя с французского на немецкий, смеялись над шутками, стараясь избегать прямого визуального контакта, обсуждали книги, события далекого прошлого, ситуацию в новом мире, обходя политические и расовые проблемы старого. По какому-то негласному соглашению никто из присутствующих не стал поднимать политические вопросы или делиться личными переживаниями, отчасти из-за того, что всем было хорошо известно о том, что фрау Реммер предана нацистским идеалам.

После ужина чета Реммеров, очевидно, успокоенная присутствием спящего охранника, удалилась в свои комнаты, предусмотрительно оставив открытой дверь кухни. Пьер, мирно дремавший на стуле, склонился набок и сразу проснулся. Его сонные глаза пробежались по столу и остановились на открытой книге. Он указал на «Госпожу Бовари».

— Это же французская книга, Жером?

— Да, это одно из лучших произведений французской классической литературы.

— Никогда ничего о ней слышал. А о чем она?

— Эта книга о женщине по имени Эмма Бовари. Ее муж не смог дать ей в браке того, чего она желала. Начитавшись книг, Эмма мечтает оказаться в кругу образованных людей, которые не задумываются о цене на шерсть или о болезни свиней. Поэтому она заводит романы на стороне, разоряет мужа и в конце концов совершает самоубийство.

— Драма?

— Пожалуй, нет.

— Трагедия?

— Да. Я думаю, да. Хочешь, я тебе почитаю? Это хороший роман.

Пьер потер глаза и оглянулся в поисках чего-нибудь более подходящего для чтения перед сном. Увидев небольшую лавку у камина, он направился к ней.

— Нет, благодарю. Я предпочитаю истории со счастливым финалом, где все заканчивается свадьбой. В общем, как говорится: «И жили они долго и счастливо».

— Так ты романтик? Ни за что бы не подумал.

Пьер смущенно улыбнулся и закутался в шинель.

— Тебе видней. — Он опустил голову к плечу и снова закрыл глаза.

Мими оказалась в настоящем сонном царстве, но ей это нравилось. Она посмотрела на Жерома, на его силуэт в отражении мерцающего огня. Гладко выбритое лицо принадлежало человеку с чувством собственного достоинства и именно поэтому выглядело так странно на фоне обносков, в которые он был одет и которые носил с равнодушием бродяги. Мими обнаружила, что ей нравятся его округлый подбородок и пухлые губы, чувственные и манящие. Она почувствовала, что задыхается. Сердце стучало в висках, внутри пробуждалось что-то необъяснимое. Мими поскорее перевела взгляд на огонь, пылающий в камине, и попыталась вернуться мыслями к Эмме Бовари, отчетливо осознавая странную метафору, ключ к которой был только у них двоих.

Мими решила прощупать почву:

— Жером, а что для вас означают романтические отношения? Это отношения, заканчивающиеся браком, совпадением характеров, в общем, со счастливым финалом?

— Совершенно верно. Полагаю, вы согласитесь, что произведения Джейн Остин можно отнести к романтической прозе, ведь они заканчиваются свадьбой. Флобер же заинтересовался тем, что происходит после. Праздник быстро проходит, наступает серая обыденность, и тут оказывается, что мужчина, в которого еще недавно была безумно влюблена героиня, гораздо скучнее и глупее, чем она думала. Вот почему его роман так всех шокировал. Флобер приблизился к истине.

Мими задумалась.

— В то время многие были возмущены. И все потому, что женщина вела себя недостойно, нарушая принятые нормы.

— A у вас другая мораль?

Мими покраснела от смущения и оттого что не понимала, что он хотел этим сказать. Она украдкой посмотрела на Жерома. В его глазах был какой-то намек.

— Простите, это было грубо.

— Нет. Вы не за ту меня принимаете. Я родом из обычной семьи. Мой отец — юрист. Родственники со стороны матери — учителя. Я просто, как говорят, удачно вышла замуж. Вот и все.

— Но ведете вы себя как истинная графиня.

Границы этики были нарушены, заявление Жерома прозвучало достаточно резко.

— Благодарю. Не знаю, что вы имели в виду, но принимаю сказанное как комплимент.

Жером подвинулся к Мими и заглянул ей в глаза.

— Разве Эмма глупа? Если бы это было так, она не стала бы героиней романа. Не находите ли вы в ее безответственности, в ее желании изменить обыденную жизнь с глупым мужем нечто привлекательное? Я хорошо знаю, что такое жить в глухом провинциальном местечке. Это ужасно. Вы слышали о городке Монтрёе? Он расположен в восьмидесяти километрах от Кале, достаточно красивый, даже имеется свой замок, который во время Первой мировой войны стал штаб-квартирой генерала Хейга[15]. А еще он прославился тем, что Виктор Гюго написал роман «Отверженные» именно в этом месте. Ничего другого в этом тихом городке не происходило, ну, может, разве что во время Великой французской революции там рубили головы направо и налево. И все ради чего? Чтобы уничтожить интеллигентных людей и вывести на сцену таких, как этот мерзкий Гомэ, помните его? Этот двуличный аптекарь, который тратил время и средства мужа Эммы, исповедовал дурацкую философию, выставлял себя этаким реалистом и атеистом. И вот после всех этих бесед Эмма прониклась его идеями. Она хочет понять, кто она и почему здесь находится, хочет изменить свою жизнь. Она просто не желает прозябать в захолустье. И я не хочу. Больше не хочу.