Они парковались в разных концах стоянки, и один из них надолго уходил в здание аэропорта, занимая позицию у стеклянной стены, через которую стоянка просматривалась как на ладони. Второй в это время сидел за рулем своего автомобиля, курил и слушал музыку, зорко посматривая по сторонам. За целый день никто так и не попытался подобраться к их машинам, хотя и Кольцов, и Зайцев не раз ловили на себе неприязненные взгляды таксистов. Владевшее Кольцовым желание наплевать на эту вендетту усиливалось с каждым часом, и его удерживало лишь то обстоятельство, что место здесь и вправду было бойкое, пассажиры шли один за другим и лежавший во внутреннем кармане куртки бумажник становился с каждым часом толще.

Около пяти часов вечера они сделали перерыв на обед. Сидя за столиком в кафе и с аппетитом поедая тушеное мясо, Кольцов попытался завести разговор о том, что пора бы бросить эту безнадежную затею. Ему немедленно пришлось убедиться в том, что Зайцев не только не остыл за время неудачной охоты, но, наоборот, распалился еще больше. Его глаза, напоминавшие две червоточины на провисевшем всю зиму на ветке яблоке, превратились в две узкие, почти неразличимые щелки, усы воинственно топорщились, а вздернутый нос, казалось, задрался еще больше.

– Как хочешь, – бросил он скрипучим голосом, – Дело, конечно, твое. Катись домой к своей Вальке, попроси у нее титю. Когда тебя через неделю или через месяц трахнут прямо на стоянке, я тебя жалеть не стану, ты уж извини. Ты сам на это напрашиваешься.

– Да что ты так развоевался? – спросил Кольцов. – Можно подумать, это тебе колеса порезали, а не мне!

– Кретин, – ответил Зайцев. – При чем, тут колеса? Просто я не люблю, когда у моей семьи вырывают изо рта кусок хлеба. Я – кормилец, и ты, между прочим, тоже, и от этой обязанности нас никто не освобождал. Конечно, этим умникам на “Волгах” станет проще жить, если они совсем вытеснят нас с улиц. Но мы должны заботиться о своей семье, а не о них, понял?

Кольцов вздохнул и промолчал, а через сорок минут он уже бродил по залу ожидания в аэропорту, посматривая через огромное окно на освещенную ртутными фонарями стоянку такси. Отсюда ему была отлично видна его красная "девятка” с черными стойками и длинной антенной. Ее похожий на зубило капот и крыта мокро поблескивали в свете ртутных ламп. Поодаль устало прижался к обочине напоминающий загнанную лошадь “Опель” Зайцева. За его темным лобовым стеклом ритмично вспыхивал оранжевый огонек сигареты. На стоянке мокли еще два или три частника и около десятка государственных такси. Кольцов в который раз подумал, что вся эта затея похожа на безумие. Даже если им удастся заметить, как кто-нибудь из таксистов попытается повредить их машину, они вряд ли сумеют отыграться на злоумышленнике. На стороне таксистов большой численный перевес и традиционная корпоративная солидарность: увидев, что одного из них бьют, они непременно бросятся на выручку.

Кольцов отлучился в буфет, чтобы попить кофе.

Он был за рулем уже около десяти часов и смертельно устал. Левой стороной груди он чувствовал раздувшийся от купюр бумажник. День выдался на редкость удачным, словно в компенсацию за вчерашние неприятности. Осторожно держа двумя пальцами неудобный пластиковый стаканчик с горячим кофе, Кольцов вернулся к окну. Сделав первый глоток, он посмотрел вниз и сразу увидел желтую “Волгу”, медленно зарулившую на стоянку и притормозившую напротив его “девятки”.

Кольцов насторожился и замер, не донеся до губ стаканчик с обжигающим напитком. Он весь превратился в зрение.

Передняя дверь “Волги” приоткрылась, и из нее осторожно выбрался водитель. Это был невысокий тип в кожаной куртке и кожаной кепке с длинным козырьком. Из-за козырька Кольцов не смог разглядеть его лицо, но он в этом и не нуждался. Гораздо интереснее была длинная отвертка, зажатая в кулаке таксиста. Кольцов осторожно поставил стаканчик с кофе на подоконник и медленно, как во сне, двинулся вдоль огромного окна, направляясь к лестнице, которая вела на первый этаж. Внезапно им овладели охотничий азарт и холодная ярость. Мерзавец в кожанке собирался изуродовать его машину – иначе зачем ему могла понадобиться отвертка?

Кольцов понял, что может не успеть, и стремглав бросился к выходу, едва не сбив с ног какую-то толстую тетку. Он быстро пересек вестибюль, с разбега протолкнулся через тугие стеклянные двери и выскочил под моросящий дождь.

Краем глаза он заметил, что государственные таксисты, собравшись в одной из машин и включив в салоне свет, увлеченно режутся в карты. “Хорошо”, – мимоходом подумал он, со всех ног бросаясь к своей “девятке”.

Возле его машины стояли двое. Зайцев держал таксиста за руку, в которой была зажата отвертка, и что-то негромко, с большим напором втолковывал ему, толкая его в грудь свободной рукой. Таксист слабо отпихивался, вертя головой во все стороны. Видимо, он ждал помощи от коллег, но те, увлекшись игрой, ничего не замечали.

Увидев бегущего к машине Кольцова, таксист резко рванулся, неожиданно ударил Зайцева коленом в пах и бросился к своей “Волге”. Когда Кольцов добежал до места происшествия, “Волга” уже тронулась с места, круто развернулась и устремилась прочь со стоянки, направляясь в сторону города.

– За ним! – простонал Зайцев. – Попался, гад!

Он торопливо заковылял к своему “Опелю”, держась обеими руками за ушибленное место. Кольцов прыгнул за руль, мимоходом подумав, что теперь таксисту не сдобровать.

Они настигли “Волгу” в нескольких километрах от Кольцевой, взяли ее в “коробочку” и, прижав к обочине, заставили остановиться. Понятливый таксист не стал дожидаться. Выскочив из машины, он бросился бежать куда-то в поле. Кольцов и Зайцев побежали следом, и Кольцов с легким испугом заметил в руке у приятеля увесистую монтировку.

Зайцев несся вперед огромными прыжками, как самый настоящий заяц, и вскоре настиг беглеца. В тусклом свете далеких фонарей Кольцов увидел, как взметнулась кверху монтировка, и в следующее мгновение таксист, тонко вскрикнув, упал в мокрую жухлую траву. Монтировка раз за разом взлетала к затянутому тучами темному небу, с глухим стуком опускаясь на обтянутую мокрой кожаной курткой спину и скрещенные в попытке защитить голову руки. Таксист кричал. Встать на ноги он даже не пытался, а может быть, уже не мог. “Убьет”, – испуганно по думал Кольцов и схватил приятеля за занесенную для очередного удара руку.

Зайцев оглянулся на него дико выпученными глазами, рванулся, пытаясь освободиться, и сильно пнул таксиста в лицо. Кольцов, кряхтя от натуги, оттащил его на пару шагов в сторону.

– Хватит, – сказал он. – Слышишь, Коля? Хватит! Ты ж убьешь его!

– Ну, может, и хватит, – тяжело дыша, ответил Зайцев. Он понемногу отходил, рука с монтировкой опустилась, и оскаленные, желтые от никотина зубы медленно спрятались под нависающими усами. – Не хочешь разок приложиться?

– Будет с него, – сказал Кольцов. Он вдруг понял, что хочет только одного: побыстрее убежать от этого места.

Они расстались недалеко от Трех Вокзалов. Удовлетворенный, успокоившийся Зайцев подобрал пассажира и уехал, на прощание махнув Кольцову рукой. Кольцов выкурил сигарету, сидя за рулем неподвижно стоящей у бровки тротуара машины и думая о том, что все сложилось не так уж плохо. Таксист получил по заслугам, и денек выдался на редкость прибыльный…