Твейтс молчал.

– Начнём отсюда, – сказал мистер Кумбс, обернувшись к миссис Пратчетт.

Он подхватил лавочницу под костлявый локоть и повлёк в сторону шестого класса. Они двигались вдоль строя шестиклассников, как два генерала на плацу во время строевого смотра.

– Чего это они? – шёпотом спросил я.

Твейтс опять не ответил. Я скосил на него глаза.

Вид у Твейтса был непривычно бледный.

– Да нет, эти велики, – долетел до меня голос миссис Пратчетт. – Вон какие верзилы. Не годятся. Весь этот ряд не годится. А помельче есть? Давайте-ка глянем помельче.

Мистер Кумбс ускорил шаг.

– Осмотрим всех, – сказал он.

Он будто торопился поскорее покончить с неприятным делом, и миссис Пратчетт приходилось быстро перебирать тощими козьими ножками, чтобы за ним поспеть. Они уже прошли первую длинную сторону спортплощадки, где выстроился весь шестой класс и половина пятого. Мы смотрели, как они переходят ко второй стороне… потом к третьей…

– И эти тоже велики, – недовольно квакала миссис Пратчетт. – Те были просто тьфу, мелюзга сопливая. Где тут у вас такие?

Они уже подходили к четвёртой стороне… всё ближе и ближе…

На углу спортплощадки мистер Кумбс и миссис Пратчетт повернули и двинулись к нам. Все мальчики из нашего класса следили за ними не отрываясь.

– И, главное, мелюзга мелюзгой, а наглые какие! – бормотала миссис Пратчетт. Заваливаются ко мне в лавку и думают, им всё можно!

Мистер Кумбс не ответил.

– Только отвернусь, а они уж стырят чего-нибудь! – продолжала она. – И лапают, и лапают грязными своими ручонками чего ни попадя, нахалюги! Вот про девочек я ничего такого не скажу, девочки хоть вести себя умеют прилично, но эти ваши – ох и бесстыдники, ох и пакостники! Да вы, директор, поди и сами знаете!

– Вот здесь те, что поменьше, – сказал мистер Кумбс.

Семеня вдоль строя, миссис Пратчетт будто вцеплялась своими поросячьими глазками в лицо каждого мальчика.

Вдруг она пронзительно взвизгнула и указала грязным до черноты пальцем прямо на Твейтса.

– Вон он! – заверещала она. – Один из них, из тех! Он это, он, паршивец этакий!

Вся школа уставилась на Твейтса.

– А что я с-сделал?.. – заикаясь, начал Твейтс.

– Молчать, – приказал мистер Кумбс.

Взгляд миссис Пратчетт перескочил на меня.

Я опустил глаза и принялся разглядывать асфальт спортплощадки.

– Ещё один! – завопила она и ткнула в меня пальцем. – Вот он стоит!

– Вы уверены? – спросил мистер Кумбс.

– Ещё б я не была уверена! У меня на таких прохиндеев память цеплючая! Он самый, даже не сомневайтесь! Их там пятеро было! А где ж остальные-то трое?

Остальные трое, как мне прекрасно было известно, стояли тут же, рядом.

Миссис Пратчетт сочилась злобой. Её колючий взгляд отцепился от моего лица и двинулся дальше.

– А вот они, голубчики! – тут же заголосила она, протыкая воздух чёрным пальцем. – Этот!.. И вот этот!.. И этот! Все пятеро туточки! Всё, директор, остальных можно не смотреть! Экие свинтусы, бесстыжие рожи! Фамилии-то ихние есть у вас?

– Есть, миссис Пратчетт, есть, – сказал мистер Кумбс. – Спасибо вам. Очень признателен.

– Пожалуйста, директор, я тоже вам шибко признательна.

Пока мистер Кумбс вёл её к двери, до нас долетали её причитания:

– Прямо в банке с леденцами! Мышь. Вонючая, дохлая. По гроб жизни не забуду!

– Искренне сочувствую… – бубнил мистер Кумбс.

– Не знаю, как я и пережила-то, – продолжала она. – Лезу в банку за конфетой, хвать – а в руке эта гадость вонючая…

Они с мистером Кумбсом скрылись за школьной дверью.

– Нижеперечисленным надлежит немедленно прибыть в кабинет директора, – читал по бумажке наш классный наставник: – Твейтс… Даль… – И ещё три фамилии, которых я уже не помню.

Мы поднялись, вышли из классной комнаты и молча впятером потащились по длинному коридору в сторону грозного директорского кабинета.

Твейтс постучал в дверь.

– Войдите.

Мы по одному просочились внутрь. Пахло кожей и табаком. Мистер Кумбс, неимоверно огромный, возвышался посреди кабинета и держал в руках длинную жёлтую трость с загнутым концом – вроде тех, на какие старички опираются при ходьбе.

Трость

– Я вас ни о чём не спрашиваю, – сказал он. – Обойдёмся без вранья. Я и так знаю, что это были вы, все пятеро. Идите вон туда, к книжному шкафу, и становитесь друг за другом.

Мы встали. Твейтс оказался первым, а я почему-то последним.

– Ты, – сказал мистер Кумбс, указывая тростью на Твейтса. – Выйти вперёд.

Твейтс очень медленно сделал несколько шагов.

– Нагнуться, – сказал директор.

Твейтс нагнулся. Мы стояли как загипнотизированные, вытаращив глаза. Мы, конечно, знали, что мальчиков иногда бьют тростью, но мы ни разу не слышали, чтобы другие мальчики должны были за этим наблюдать.

– Ниже, юноша, ниже! – рявкнул мистер Кумбс. – Руки на пол.

Твейтс коснулся ковра кончиками пальцев.

Мистер Кумбс отступил на шаг и встал поустойчивее – ноги на ширине плеч. Какая у Твейтса маленькая попа, думал я. И вся напряжённая.

Мистер Кумбс тоже сосредоточился на попе Твейтса.

Наконец он как следует размахнулся, трость просвистела вниз и – хрясь! Это было похоже на пистолетный выстрел.

Бедный Твейтс подскочил в воздух, кажется, на целый фут и распрямился, как пружина.

– Уа-а-а-а-а!.. – заорал он.

– Всыпьте ему покрепче! – взвизгнул кто-то в углу кабинета – и тут уже настала наша очередь подскочить в воздух.

Обернувшись, мы увидели в одном из больших кожаных директорских кресел ненавистную тщедушную фигурку миссис Пратчетт. От возбуждения она не переставая ёрзала и подпрыгивала на сиденье.

– Так его, так! – выкрикивала она. – Будет ему урок!

– Руки на пол! – опять приказал Кумбс. – И не разгибаться! Кто разгибается, получает дополнительную порцию.

– Правильно! – проскрипела миссис Пратчетт. – Вот так их учить, маленьких паршивцев!

Я смотрел и не верил своим глазам. Чудовищная, отвратительная сцена. Бить детей – само по себе ужасно, заставлять остальных наблюдать за тем, как бьют одного, – ещё ужаснее. Но то, что всё это происходило на глазах у зрительницы, миссис Пратчетт, – это уже было что-то совершенно немыслимое, кошмар.