Опираясь на истории предков, я придумал множество сценариев, и меня ничуть не волнует, насколько искаженными доходили до меня эти рассказы. Главное, что они интересны, и я находил в них нечто поучительное. Еще до Первой мировой войны у нас была – так мне говорили – очень красивая, богатая и к тому же умная дальняя родственница. Ее окружало несметное число мужчин, интересовавшихся то ли красотой, то ли состоянием (а возможно, тем и другим), но она прекрасно понимала, что все эти ухажеры не сравнятся с ней ни умом, ни характером, и отгоняла их как назойливых мух. В семье судачили: такая никогда не найдет себе мужа. А она нашла. Это был неизвестный поэт, человек одухотворенный, благородный и равнодушный к богатствам. С ним она могла разделить эмоциональные переживания – это было для нее самое главное. К сожалению, вскоре после свадьбы молодой поэт умер от чахотки, и по прошествии недолгого времени около несчастной вдовы вновь стали вертеться поклонники. Она по-прежнему была неприступна. Но вот чаша переполнилась, и женщина решилась на повторное замужество. Подготовка к венчанию прошла с размахом. В варшавском кафедральном соборе собрались многочисленные представители высшего общества, и на их глазах невеста на вопрос ксендза, хочет ли она взять в мужья этого человека, ответила: “Нет”.

Во время работы над сценарием фильма “Контракт” мне в голову пришла эта сцена, правда, в ином, современном социальном контексте. И хотя в картине я обратил все в шутку, источником вдохновения оставалась та самая родственница, с которой мне, увы, не суждено было познакомиться, ибо она умерла, прежде чем я появился на свет.

Предлагаю ознакомиться с фрагментом “Контракта”. Иногда его показывают по телевидению, и, кажется, он снова обрел актуальность, хотя повествует о нравственном упадке среднего класса в ПНР. Помню, именно это возмутило тогда одного тщеславного кинокритика (ныне модного драматурга), написавшего первую в моей карьере рецензию в стиле доноса. К счастью, это уже были времена первой “Солидарности”[4], и власть столкнулась с проблемами посерьезнее моего фильма.

В ролях: Тадеуш Ломницкий, Майя Коморовская, Магда Ярош, Кшиштоф Кольбергер, Зофья Мрозовская, Лесли Карон, Беата Тышкевич, Нина Андрыч и другие.

Сцена примерно в середине фильма, после долгих приготовлений к свадьбе. Накануне молодожены расписались, теперь настал момент венчания.

Костел. Звонят колокола, горят свечи. Приподнятое настроение. Среди гостей – вчерашние свидетели, пани Ольга с тремя артистами балета, друг жениха и еще человек пятнадцать, в том числе няня и бедная добросердечная соседка напротив. Звучит орган. На хорах поет экзальтированная дама. Невнимательный ксендз путает записки с именами. Задает сакраментальные вопросы.

Ксендз. Ты, Петр Филип, и ты, Лилиана Мария, хотите ли по собственному и непринужденному желанию вступить в брак?

Петр. Да.

Лилька. Нет.

Ксендз (непроизвольно). Прошу прощения?

Лилька. Я не хочу. Спасибо… Простите, святой отец.

В поисках уместного для этой ситуации жеста Лилька целует ксендзу руку и резко поворачивается. Направляясь к выходу из костела, выхватывает пальто из рук шофера и выбегает на улицу. Петр секунду стоит, онемев, затем бросается вдогонку. Органист, зазевавшись, начинает играть марш Мендельсона, но быстро замолкает, поняв, что церемония остановлена.

Пани Ольга стоит у входа. Она плохо видит без очков и, удивившись, начинает поздравлять Дороту, приняв ее за мать жениха. Нина хохочет. Свен и Пенелопа по-английски обсуждают, почему венчание в Польше такое короткое.

Толпа гостей во главе с Адамом и Болеславом следует за молодыми к выходу. Бабушка собирает брошенные цветы.

Лилька бежит по обочине дороги, минуя автобусную остановку. Видит, что люди ловят машины.

Петр выбегает из костела, но Лилька уже скрылась за поворотом. Петр возвращается, подбегает к отцу.

Петр. Дай ключи от машины!

Адам дает ему ключи и техпаспорт автомобиля. Петр уходит. Адам пытается взять ситуацию под контроль.

Адам. Дамы и господа, объявляю всем и каждому: ничего не случилось. Милые бранятся – только тешатся. Приглашаем всех к нам домой. Это в двух шагах отсюда, можно дойти пешком. Ждем!

Растерянные гости не знают, что делать. Адам в толпе, широко улыбается. Он излучает оптимизм и чувство глубокого внутреннего равновесия.

Адам. Ничего не случилось. Приглашаем всех. Это в двух шагах.

[♦]

Легенд, вдохновляющих писать сценарии, в нашей семье много. Правда смешивается с вымыслом. Дедушка – шляхтич-сибиряк (а может, всего лишь крестьянин из-под Груйца?), шагающий по железнодорожным путям. Рассказывали, что у него до конца дней был русский акцент, поскольку за три года пути в Европу не с кем было говорить по-польски. Таким образом, оба деда говорили с акцентом. В межвоенные годы это было, выражаясь на молодежном сленге, стремно. Вся страна радуется вновь обретенной независимости, а тут один дед (со стороны матери) говорит с русским акцентом, второй (отец моего отца) – с итальянским. Разумеется, я знаю об этом только благодаря семейному преданию, однако последствия коснулись и меня. С самого детства я по примеру отца говорю по-польски с преувеличенной безукоризненностью. Безукоризненность не порицается, но только если она не чрезмерна. За свой польский я получил немало наград, в том числе титул мастера польской речи.

Расскажу об одном своем поражении. Я был, кажется, на втором курсе, принимал активное участие в деятельности студенческих театров и однажды узнал, что создается экспериментальное телевидение, для которого ищут дикторов (сегодня говорят “ведущих”). Я, разумеется, отправился на конкурс, надеясь, что пройду и получу отличный источник доходов. Кроме того, мне казалось очевидным, что в университете никто ни о чем не узнает, ведь во всей Варшаве тогда было лишь несколько тысяч телевизоров – у так называемых влиятельных лиц и в клубах при так называемых силовых ведомствах (им всегда были доступны достижения прогресса).

Во время учебы на физическом факультете Варшавского университета (1955–1959) и на съемках «Защитных цветов» в 1976 г.

К сожалению, я проиграл на финальном этапе, да не кому-нибудь, а позднее прославившемуся любимцу публики Яну Сузину, который тогда учился на архитектурном. Подвело именно слишком правильное, неестественное произношение. Мне так и не удалось от него избавиться.