— Самохина Александра, — повторил бывший физрук, на этот раз с оттенком сомнения. — Вы опоздали.

Сашка ничего не ответила — во-первых, оправдываться было бесполезно, во-вторых, у нее отнялся язык.

— Садитесь, — сказал бывший физрук. — На любое свободное место.

От этих ли слов — либо от чего-то еще — Сашка заново ощутила твердость пола под ногами, напряжение сухой кожи на губах и тяжесть рюкзака в руке. Она, пожалуй, могла бы сейчас сделать шаг или даже произнести слово…

— Самохина, — он чуть повысил голос. — Садитесь! Идет занятие!

Покачиваясь, как теплоход на волнах, она двинулась по проходу между столами, к последнему ряду, к окну. Прошла мимо Дениса и Андрея, мимо Лизы, мимо Кости; всех их она знала как облупленных, видела боковым зрением, различала по запаху. Девятнадцать человек, включая Сашку, были зачислены в группу «А» на первом курсе…

И после Сашкиной фамилии в списке значилась еще одна.

Сашка резко обернулась, будто ожидая, что преподаватель скажет все так же размеренно — «Топорко Евгения». Но бывший физрук листал бумаги на столе, явно не собираясь продолжать перекличку. Потому что перекличка закончена. «Как обычно — кто-то сдал, кто-то нет…»

Сашка опустилась — упала — на место под самым окном, у свободного стола. Ее однокурсники смотрели на нее, повернувшись на стульях, не в силах отвести взгляд. Преподаватель выдержал паузу, записывая что-то в журнале, и только потом одернул их, вполголоса, веско:

— Группа «А»! Я вам не мешаю?

Они нехотя, через силу повернулись к доске и уселись, как подобает прилежным студентам — лицом к преподавателю, затылками к Сашке. Только Костя продолжал смотреть; у него были странно-отрешенные глаза, будто он никак не мог узнать свою прежнюю однокурсницу.

Жени здесь нет, потому что она не сдала экзамен. Первокурсница с косичками, так легко отбившая у Сашки Костю, просто переспав с ним в ночь под Новый год. Сварливая, ревнивая Костина жена. Бывшая жена. Теперь ничто не имеет значения. Они перестали быть людьми, какая разница, кто с кем трахался…

— Коженников, — кротко сказал бывший физрук. — Вам нужно особое приглашение?

Костя оторвал взгляд от Сашки, понурил голову, всем видом показывая, что нет, приглашение не требуется. Это был такой человеческий, такой привычный Костин жест, что у Сашки заныло сердце.

Все в этой комнате — кроме нее, может быть, — функции, части Речи. Почему же от Костиного взгляда у нее бегают мурашки по спине?!

— Итак, четверокурсники, в этом семестре нас ждет гораздо больше практики, чем теоретических занятий, — бывший физрук говорил бесстрастно, но не как машина, а как опытный, давно растерявший эмоции преподаватель.

Олег Борисович Портнов, прежде сидевший за этим столом, умел бесить студентов самыми обыденными фразами и запугивать одним взглядом поверх тонких очков. Бывший физрук, похоже, не сомневался, что не потеряет внимание аудитории ни при каких обстоятельствах — даже если уснет за столом.

— В основном мы будем работать с моделями в рамках специализации каждого из вас, — он по-прежнему перебирал документы на столе. — Сегодня вводное занятие для всего курса, внимание на доску…

Он поднялся из-за стола — высокий, мускулистый, будто отлитый из каучука. Сашка привыкла видеть Дим Димыча в спортивном костюме, теперь на нем были серые брюки скучного покроя и светлый пиджак, чудом сходившийся на атлетических плечах.

Вместо прежней доски с тряпкой и мелом в аудитории висела теперь другая, белая доска с набором маркеров в магнитном стакане-держателе. Сашка вспомнила, как в самом начале занятий, на первом курсе, Портнов заставил Костю провести горизонтальную черту на доске — и с этого все началось…

Она мигнула. Бывший физрук, не снисходя до объяснений, чертил на доске знаки и символы. В первую секунду Сашка обрадовалась, узнавая многомерную структуру — нечто подобное когда-то показывал ей Портнов. Но маркер чертил дальше, и линии переплетались, усложнялись, наливаясь непостижимым смыслом.

Сашка почувствовала, как медленно гаснет свет вокруг, и освещенной остается только доска и только система, нанесенная на плоскость — и вломившаяся в третье измерение. А потом и в четвертое. В пятое; Сашку явственно затошнило.

— От простого к сложному, — негромко говорил физрук. — Считывание, анализ и синтез. Грамматический разбор — на троечку. Верификация — на четверку, визуализация — на пять. Смотрите внимательно, повторять не буду.

Сашка глубоко дышала ртом. Она не могла ухватить ни единого смыслового слоя — не успевала, а схема, нанесенная синим маркером на белое покрытие доски, развивалась, длилась, располагалась во времени и пространстве. Переплетение символов создавало дыру в реальности, открывало проем в мир хаоса, из проема — пролома — тянуло запредельным холодом. Сашке захотелось отстраниться, в этот момент схема, как живое существо, почуяла ее присутствие.

Схема ломанулась Сашке в голову, как железный спрут, запустила щупальца в глаза и уши, это было такое явственное, столь физиологичное ощущение, что Сашка чуть не вскрикнула. Ей показалось, что враждебная тварь проникла в мозг и дергает, пожирает, разрушает. Почти теряя сознание, Сашка успела закрыть глаза ладонями…

Пот катился по лбу, тонкий свитер прилип к спине. В аудитории было тихо, будто в вакууме, никто, кажется, не дышал. Сашка осознала, что сидит в куртке, что ей жарко, что под влажным свитером чешется кожа. Что резинка стягивает волосы, что во рту пересохло и мучит жажда, и все сильнее хочется в туалет. Тело, в котором Сашка заперлась, будто в крепости, предъявляло на нее права — но, как ни странно, сейчас это оказалось единственной защитой от того, что было написано на доске.

Она сидела, съежившись, прижав руки к лицу, пока не прозвенел звонок.

х х х

Когда, вымыв руки, покачиваясь, как в тумане, она вышла из туалета в коридор — снаружи ее ожидали. Ей показалось это верхом унижения — вот так толпой стоять у двери женского сортира? Все семнадцать человек? И Костя?

— Привет, — сказала она сквозь зубы.

И снова увидела себя их глазами: привидение из прошлого. Нарушение правил и традиций, пусть жестоких, но всеобщих, обязательных. Чудо, пусть радостное, но зато несправедливое. Ей показалось или нет — они то и дело заглядывают ей за плечо, будто ожидая, что оттуда появится Женя Топорко?!

— Если хотите знать, — сказала Сашка с вызовом, — я с удовольствием поменялась бы с Женей местами!

Костя с силой провел рукой по лбу, будто желая стереть неприятную мысль или воспоминание. Лиза криво ухмыльнулась: не оправдывайся, говорила ее ухмылка. Мы-то знаем, что ты особенная, отличница и любимица. Теперь не жди от нас пощады.

— Физрук велел тебе вернуться в аудиторию, — тихо сказал Андрей Коротков. — Лучше не задерживайся.

Пару секунд Сашка выбирала из двух зол — дальше объясняться с ними или идти туда, где на доске нарисована символическая конструкция, готовая расчленить ее заживо. Потом зажмурилась и, не открывая глаз, слегка натыкаясь на стены, побрела в аудиторию номер один.