Я качаю головой, отказываясь от ее помощи. Вместо этого стискиваю зубы и ставлю одну ногу перед другой.

Офицер Болдис уже забрался в седло своего дрейка, а хатчлеты должны будут бежать всю дорогу пешком. Хотя мои ноги и горят от почти что нестерпимой боли, отказываюсь хромать. Какое же облегчение, когда наконец подхожу к Яндору и хватаюсь за его поводья. Яндор легонько толкает меня в плечо своей головой. Я наклоняюсь к нему, принимая его поддержку.

– Ты пойдешь пешком, – говорит офицер, заставляя меня замереть, когда одна моя нога уже в стремени. Я медленно поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него. Он холодно улыбается мне, а затем этой же улыбкой одаривает каждого из шестерых вивернов, которые идут с нами, включая Джонью. – Вы все пойдете сегодня пешком, вместе с первогодками. Можете поблагодарить Ашвин за то, что она пренебрегла своими обязанностями сегодня и опоздала.

Одноклассники-виверны сердито косятся на меня, слезая со своих скакунов. Путешествие в долину Крайнес займет целый день. Я занимаю место в конце нашей процессии, рядом с Саенго, мы ведем наших дрейков за поводья и наконец покидаем внутренний двор. Движемся к боковым воротам неподалеку, которыми пользуются только Гильдии. Они лишь выполняют свою функцию, никаких украшений, никаких золотых завитков на них нет в отличие от общественных ворот, ведущих в город.

Ворота состоят из двух рядов перегородок, первые сделаны из железных решеток, которые поднимаются и опускаются, когда нужно, а вторые из дерева и железа, их распахивают и запирают на несколько цепей. Прямо сейчас и те и другие открыты. Снаружи виднеется грязная дорога, местами пересекаемая охапками травы, которая ведет вниз по склону и делает изгиб, уводя в лес.

Удары на моих ногах ощущаются теперь как постоянная ноющая боль. У меня всегда есть с собой лечебные травы, но я не знаю, когда у меня появится возможность приложить их.

– С тобой все в порядке? – шепчет Саенго. Ее дрейк пытается облизать ей волосы, она шлепает его, отмахиваясь.

– Со мной все будет хорошо, – говорю я.

Виверны четвертого года обучения шагают по бокам от марширующих вперед хатчлетов. Еще двое идут впереди с офицером. Ведут всю нашу процессию четверо солдат и огромная телега, которую тянут четверо дрейков. Телега наполнена припасами для тюрьмы: простая, но чистая одежда, бушели[1] трав и овощей, мешки с рисом и даже парочка поросят, которые задорно хрюкают каждый раз, когда их телега трясется.

Когда мы приближаемся к повороту, где дорога дальше следует через Лес, чтобы потом соединиться с главной магистралью, я оборачиваюсь, чтобы посмотреть через плечо на оставшийся позади город. Стены возвышаются, и часовые в зеленых мундирах патрулируют зубчатые стены, прохаживаясь туда-сюда. Дальше, за каменными стенами, виднеется сияющий мрамор куполов храма Пяти Сестер, где каждая из них высечена статуей – Старуха-демоница, Мать-змея, Соколиная воительница и двое Близнецов. Однако все они выглядят ничтожно по сравнению с башнями Великого дворца. Его пики высятся над городом, его покрытые золотом и нефритом крыши и ажурные балконы блестят, а тянущиеся башенки с кичливо сияющим декором, точно копья, пронзают облака.

Мои глаза с легкостью находят башню Кендары и ее широченный балкон. Это одна из самых высоких башен среди дюжин других во всем Великом дворце. Интересно, она все еще точит свое оружие? Иногда я прихожу в ее мастерскую и обнаруживаю ее в той же самой позе, в какой она была, когда я уходила.

Люблю шутить, что она питается лишь раздавленными надеждами и слезами своих учеников, что сердит Саенго. Возраст и высокое положение Кендары подразумевают, что о ней можно упоминать лишь с уважением. Обычно я с этим согласна, разве что… Ну ведь это же Кендара. Как Тень, ее не существует внутри социального строя королевства Эвейвина; она существует над ним, она не подчиняется никому, помимо королевы. Мне Кендара всегда казалась удивительной хотя бы по этой единственной причине.

– Хатчлеты! – кричит офицер Болдис, приостанавливаясь, чтобы обратиться к первогодкам. Его голос звучит как скрежет в моих ушах. – Вам следует запомнить, что долина Крайнес является тюрьмой. Не разговаривайте с рожденными шаманами и не отставайте от своей группы.

Первогодки неуютно ерзают от этого предупреждения. Этим хатчлетам было, наверное, не больше шести или семи лет, когда королева Мейлир заключила всех рожденных шаманами в тюрьму.

– Прости, – тихо говорит мне Саенго.

– За что? За то, что соврала?

Она вздрагивает.

– Я думала, так будет лучше.

Я натягиваю улыбку, несмотря на то что не хочу ничего так сильно, как просто лечь на землю прямо посреди дороги. Саенго – моя лучшая подруга, и я ценю ее, как никого другого, разве что не считая Кендары. Чувство вины будет преследовать ее весь день, если я не смогу смягчить ее душевные муки.

– Знаю, и нам бы удалось избежать наказания, если бы не Джонья, чтоб его. – Кроме того, я могла бы избежать наказания, если бы пришла вовремя.

Саенго отворачивается, но между бровями у нее пролегает хмурая линия. Даже в подавленном настроении она шагает как настоящая рейвинская леди: подбородок вздернут вверх, плечи расправлены, осанка прямая. Ее длинная коса, украшенная черными перьями, болтается у нее между лопаток за спиной. Наши волосы одинакового полуночно-черного оттенка, но у меня глаза серые, а у нее светло-карие, и если я рождена быть никем, то она рождена с привилегиями, с чувством собственного достоинства в доме рейвинов, при знатном дворе. Мы противоположны практически во всем, и все равно я не представляю своей жизни без нее.

– Знаешь, на самом-то деле ты первоклассная лгунья, – подшучиваю я.

Саенго закатывает глаза.

– Этот навык уж точно пригодится в королевской армии.

– Для каждого таланта есть предназначение.

– В отличие от тебя у меня нет таких талантов.

– Ну да, ну да, – говорю я, – потому что твоей победоносной натуры достаточно, чтобы всего добиться?

Она одаривает меня высокомерным взглядом своих кошачьих карих глаз.

– Со мной приятно общаться.

Я давлюсь своим смехом, однако этого достаточно, чтобы смягчить ее суровый изгиб губ.

Помимо луж, ничто уже не напоминает о дожде, что заливал дорогу прошлой ночью. Далеко на восток тянутся фермы и сады, и лишь местами их прерывают участки Леса. На западе виднеются Коралловые горы, названные так из-за сливовых деревьев, тянущихся на высоте, они сейчас яркие и цветущие. Как серпантин, дальше извиваются и тянутся рисовые поля, уже подготовленные к сезону дождей, делая пригорные районы похожими на полосатые картины, расписанные маслом.

Вдруг что-то жесткое ударяет меня по щеке. Я вздрагиваю, инстинктивно нагибаясь, когда еще один крошечный снаряд свистит в воздухе надо мной. Виновника найти оказывается несложно. Это одна из вивернов, несущая в руках охапку камешков. Девушка запускает их в меня, пока офицер повернулся к нам спиной.