Я не видел ничего похожего на изолированную геометрию города людей на другом берегу. Сначала я подумал, что гидраны построили такой город намеренно, в ответ на постройку Тау Ривертона, но сразу вспомнил, что город гидранов, как и сами они, был первым. И как раз город людей стал оскорблением, вызовом.

Я двинулся дальше, сопровождаемый ветром, в глубь Фриктауна, пытаясь растворить чувство своей отчужденности в неуклонно темнеющей ночи. Мимо меня скользили немногочисленные наземные автомобили с затемненными стеклами. Шуршание их колес по древним улицам отражалось от стен. Над этой стороной реки аэротакси не летали.

Чем больше мои глаза свыкались с темнотой и странностью окружающего, тем чаще замечал я места, где стены были повреждены и мозаика осыпалась. В слое пыли и мусора я видел отвалившиеся плитки — ненужный хлам громоздился баррикадами. Под стенами в тени попадались распростертые тела спящих. Грязь, заброшенность, глухие стены домов напомнили мне Старый город — спрятанные внутренности Куарро, где крыша мира была в десяти метрах от земли, а стены, куда бы ты ни пошел, смыкались вокруг тебя. Я удивился, почему это сходство не сразу бросилось мне в глаза. Возможно, потому, что я слишком долго жил в Старом городе и привык ко всему этому. Может быть, просто поэтому.

А может быть, я не хотел видеть гидранов далекими от совершенства, обнаружить в них то, что заставит меня согласиться: да, они порочные, отталкивающие, слишком похожие на людей… слишком похожие на меня.

Я старался не смотреть на изувеченные стены. Все прохожие, встреченные мной, были гидранами и все носили одежду людей, попавшую, должно быть, сюда из-за реки. Она выглядела так, словно долгие годы служила кому-то другому, прежде чем коснуться кожи гидрана.

Меня удивило и то, что на улицах очень мало прохожих, что так редко попадались освещенные здания или дома с какими-то признаками обитания. Я не встретил ни одного ребенка. То ли все они отправились спать с закатом, то ли я их просто не видел. У большинства взрослых были такие же светлые волосы, как у меня, кожа почти у всех была цвета пряностей: имбирно-золотая, мускатно-коричневая, светло-коричневая, как корица. Цвета эти были так же разнообразны, как цвета кожи людей, но подобных оттенков я никогда не видел на человеческой плоти. Все прохожие передвигались с необычайной грацией, какую редко можно встретить у людей.

Высказывалось предположение, что Убежище — родная планета гидранов, их Земля, место, откуда начала распространяться их цивилизация. По данным Тау, гидраны, живущие во Фриктауне и в близлежащих резервациях, составляли все выжившее коренное население Убежища. Остатки культур и рас из всех уголков планеты были выметены и перемещены, как куча мусора, сюда, в «родной дом» — на единственный кусок планеты, оставленный им Тау и Драконом… на самый завалящий кусок.

Мне было тяжело даже думать о том, что встретившиеся мне в эту ночь гидраны могут быть типичными представителями своей расы.

Они оглядывались на меня с любопытством, если замечали, что я смотрю на них. Некоторые из них даже глядели мне вслед. Я чувствовал их взгляды, но не мог услышать их мысли. Я не могу объяснить, что в моем облике вызывало их пристальное внимание: то ли моя походка, то ли лицо, то ли то, что, пытаясь коснуться моих мыслей, они натыкались на стену.

Никто не заговаривал со мной, не задавал вопросов, никто не бормотал что-нибудь за моей спиной. Они вообще не произносили ни звука. Когда ты идешь по улице человеческого города, вокруг тебя постоянно слышны разговоры, споры, смех. Здесь же я чувствовал себя глухонемым, меня словно погрузили в тишину, изредка прерываемую неясным отдаленным звуком.

Я слышал однажды, что, общаясь друг с другом, гидраны не говорят много — они не нуждаются в словах. Они пользуются телепатией. Они могут дотронуться до сознания любого соплеменника мыслью, подтвердить его реальность, почувствовать настроение, ощутить вокруг себя живые, мыслящие существа, такие же, как они сами. Они знали все это без разговоров и непрерывного вглядывания в глаза тех, кто рядом.

А люди так не могут. Только речь перекидывает мост через бездонную пропасть между людьми, поэтому они постоянно говорят, доказывая самим себе, что, запертые внутри своих мыслей, они не одиноки во вселенной.

В большинстве домов окна или двери располагались на уровне мостовой. Почти все двери в частных домах были закрыты, но некоторые оставались распахнутыми настежь, словно приглашая войти любого. Случайно я заметил очертания отверстия в стене, заложенного кирпичом. В других местах проход представлял собой грубую дыру, проделанную в стене и разбивающую чистые линии мозаичных узоров. Для чего это было сделано?

Люди, приходящие сюда с другой стороны реки, не могут передавать свои мысли, равно как не могут и проходить сквозь стены. Я задумался: были ли эти вскрытия в стенах, эти грубые дверные проемы предназначены исключительно для гостей с другого берега, или же они являлись лишь очередным знаком социального разложения?

Встречались редкие вывески, часть на стандарте, часть на неизвестном мне языке. Некоторые из них светились. Я увидел далее одну голографическую, мерцающую в фиолетовом мраке, подобно галлюцинации. Мне пришло в голову, что эти вывески, как дыры в стенах: Фриктаун делает их для людей, лишенных дара, твердолобых.

Я бродил по улицам около часа, и никто не окликнул меня, никто не признал. Большинство открытых дверей, похоже, вели в тот или иной магазин. В конце концов, окоченевший от холода, но более или менее трезвый, я остановился напротив какой-то закусочной. До сих пор меня никто не побеспокоил. Я представил, как хорошо войти, сесть рядом с ними, есть то, что едят они.

Я ступил за порог, нагнув голову, поскольку этот сделанный кое-как дверной проем был низок по человеческим меркам. Струя воздуха коснулась лица, я прошел сквозь нее, как сквозь занавеску, сохраняющую тепло и запахи еды внутри дома, оставляющую за порогом холодный вечер. Меня заинтересовало, было ли это человеческой техникой, доставленной из-за реки, или телекинетическим полем, генерируемым кем-то, находящимся внутри.

Я остановился сразу за дверью, радуясь теплу и ароматным запахам, странным и сильным. Я понял, как проголодался. Дюжина людей сидела в комнате за низенькими столиками: поодиночке, парами, даже семья с ребенком. Родители и ребенок одновременно взглянули на меня, неожиданно настороженно. Я задержался ненадолго, мои глаза скользили от одного лица к другому, не в силах оторваться от странной красоты их черт. Наконец я пересек комнату и уселся за пустой столик, как можно дальше от других посетителей.

Я потянулся за меню, размышляя, можно ли тут хотя бы что-нибудь поесть, если ты не умеешь читать мысли.

— Могу ли я вам помочь?

Я вздрогнул. Кто-то стоял рядом со мной. Я не понял, подошел ли он ко мне сзади незамеченным или же просто телепортировался. Этого мой дар не мог подсказать мне, как не мог подсказать, кто этот гидран и чего он от меня хочет. Я внимательно оглядел его и решил, что он владелец этой закусочной.