А Ева Робсарт вдруг повернулась к Стивену и сказала достаточно громко:

– Видишь, Стив, от соединения с каким змеиным гнездом спасла тебя любовь ко мне.

Рут Холдинг при этом вдруг громко вскрикнула и лишилась чувств. Несколько дам кинулись к ней, подняли, стали обмахивать платочками. Стивен тоже встал, хотел было подойти к ним, но взгляд Евы удержал его. Тогда он схватил шляпу и спешно направился к выходу.

Меж тем в церкви поднялся гул, похожий скорее на грозный рокот. Выходки Евы, ее презрение к богослужению по-настоящему обозлили пуритан. Спутница Евы поняла это и стала что-то негромко объяснять красавице, видимо уговаривая ее уйти. Но Ева лишь насмешливо улыбалась, глядя, как плачет пришедшая в себя ее поверженная соперница. Свирепый взгляд грозной Сары Холдинг явно не предвещал ничего хорошего.

– Гаррисон не должен был оставлять Еву, – услышал Джулиан негромкий голос короля.

Он в ответ только усмехнулся:

– Эта девица сама будет виновата, если спровоцирует прихожан.

В самом деле, теперь, когда Стивен Гаррисон, представляющий реальную власть в округе, вышел, Захария Прейзгод открыто обратил свою речь против дерзкой Евы.

– Презренная! – говорил он спокойно, но грозно. – Ты похожа на ту заблудшую овцу, которая и не думает о своем спасении. Ты носишь красные одежды, а красное – это цвет бедствия.

– Далось вам мое платье, – пожала плечами Ева Робсарт. – Я – дочь лорда и буду носить то, что мне заблагорассудится!

Она держалась невозмутимо, почти иронично, и это окончательно вывело проповедника из себя. Привыкший к своей неограниченной власти над верующими, он прямо-таки рассвирепел, получив вдруг такой отпор.

– Дети мои! – вскинул руки преподобный Захария. – Взгляните на эту дщерь Антихриста, пришедшую смущать вас. И выразите ей свое презрение, я же, властью, данной мне от Бога, проклинаю ее!

– Святой отец, – гордо встала Ева. – Напоминаю вам, что у хулы есть свойство возвращаться назад, на тот самый насест, с которого она слетела. Помните это и не будьте столь щедры на проклятия.

Теперь и она, кажется, готова была уйти, но дорогу ей преградила разъяренная Сара Холдинг.

– Что ты сделала с моей дочерью, блудница вавилонская? Чтоб ты сдохла! Ты являешься сюда, ты отравляешь нашу святую молитву и издеваешься над моей дочерью!

– Ваша дочь слишком уж трепетна для пуританки, – со спокойным равнодушием заметила Ева.

– Она ангел! – проорала разгневанная фурия. – Но я-то нет! И я сама разделаюсь с тобой, ибо вижу на твоем лице печать зверя! – Губы матроны побелели, в уголке рта заблестела слюна. Она стала засучивать рукава и шагнула вперед.

Хрупкая фигурка Евы перед ней казалась особенно беззащитной, но в том, как девушка горделиво вскинула подбородок, чувствовались решимость и достоинство.

– Не унижайте себя манерами дешевой торговки, миссис Холдинг, – произнесла она. – Иначе всем станет ясно, сколько обиды накопилось в вашей душе из-за того, что Стивен предпочел меня Рут.

Эти слова только подзадорили Сару. Она замахнулась, но Ева успела отступить. Тут песик на руках Евы залился лаем, соскочил на землю и, схватив юбку обидчицы его хозяйки, стал ее яростно трясти. Сара Холдинг с силой пнула спаниеля, и тот с визгом откатился к кафедре. Напряжение сгустилось под старыми сводами церкви, прихожане подались вперед. На их лицах читались ярость и гнев. Казалось, достаточно малейшей искры, чтобы вся эта толпа взорвалась и сдерживаемая ярость выплеснулась наружу.

Ева Робсарт теперь отступала от взбешенной фурии, когда меж ними выросла высокая тонкая фигура спутницы молодой леди.

– Оставьте в покое мою сестру, миссис Холдинг, – негромко, но властно проговорила девушка. – Оставьте или… или я обещаю, что с вами случится несчастье.

Сара Холдинг на миг опешила, потом медленно повернулась к столпившимся прихожанам:

– Вы слышали? Эта ведьма Робсартов готова наслать на меня свои чары. Вы все сейчас были свидетелями колдовства.

Как ни странно, вмешательство сестры Евы вызвало в толпе куда больше гнева, чем выходки самой леди. Тишина в церкви наполнилась глухим рокотом. Вновь залаял маленький спаниель.

Джулиан склонился к королю:

– Думаю, самое время уйти. Нам не надо вмешиваться, что бы ни произошло.

Но Карл лишь скинул его руку со своего предплечья. Нахмурившись, подавшись вперед, он напряженно следил за происходящим.

А сестра Евы Робсарт повернулась к проповеднику и твердо произнесла:

– Святой отец, не забывайте, что вы представляете Бога, который осуждает насилие. Поэтому прошу, утихомирьте своих прихожан.

Однако ее спокойные, разумные слова возымели на оскорбленного проповедника совсем обратное воздействие. Он почти взвыл, сжимая кулаки:

– Дети мои, эти подлые мерзавки, подобно червям, оскверняющим виноградник Божий, прокрались в наше благочестивое общество. И небеса вопиют о мести! Не бойтесь же свершить правосудие. Все мы находимся на охоте Господа. Убейте же этих филистимлянок,[7]ибо Господь уже поразил их!

И тут случилось нечто страшное. Крики, вой, рев. Благочестивые пуритане, вмиг забыв о своей суровой сдержанности, стали перескакивать через лавки и, толпясь в проходе, набросились на двух несчастных. Женщины визжали, рвали их за волосы, мужчины опускали на них кулаки. Истошно кричали дети. Кое-кто из более благоразумных прихожан кинулся к выходу, но их теснили те, кто рвался принять участие в «охоте Господней»; произошла давка.

И тут Карл единым махом перескочил через перила вниз, врезался в толпу и, раздавая удары кулаком направо и налево, прорвался к сестрам Робсарт. Выхватив шпагу, он загородил их собой. Кто-то закричал, напоровшись на лезвие шпаги, а Карл, с размаху ударив вцепившуюся в него Сару Холдинг в лицо, умудрился выхватить пистолет и выстрелил в воздух.

От звука выстрела толпа отпрянула. Карл, загораживая собой двух растрепанных, в изорванных платьях женщин, стоял перед глухо рычащей массой пуритан со шпагой в одной руке и дымящимся пистолетом в другой. Он тяжело дышал, но, несмотря на драматизм ситуации, весело улыбался.

– Итак, возлюбленные собратья мои, вы, я вижу, превратились в охотничьих псов этого кровожадного попа. – Он продолжал улыбаться, но острие шпаги медленно скользило вдоль лиц еще не утративших воинственный пыл пуритан, а глаза, в отличие от улыбки, были холодными и колючими, под стать шпаге. – Что ж, обещаю: как истинный слуга Божий, я отправлю в геенну огненную любого, кто сделает хоть шаг.

За спиной Карла растрепанная Ева помогала подняться своей сестре. Она заботливо прижала платочек к ее кровоточащей губе и уже не казалась испуганной.