Так вы ошибаетесь, Глебарисыч! – я решила оспорить совсем уж тупое заявление. – Это мальчики должны быть красивыми, природой так заложено! Вы петухов и куриц не видели? Павлина и павлиниху? Оленя и олениху? Мне продолжать? Природа как раз самцов создала петухами! А самки хороши сами по себе, просто фактом своего существования. Съездите сегодня в парикмахерскую, а то до брачного сезона в достаточной степени не распетушитесь.

Глеб обескураженно расхохотался и был вынужден признать:

– Странно, но ты права, никогда в голову не приходило, что в живой природе все наоборот. Почему же человеческие женщины так любят наряжаться?

– Это от ГМО, – я мигом отыскала достоверный вариант. – Или их эволюция куда-то не туда свернула.

Глеб хмыкнул, но свою идею продолжил:

– Неужели тебе никогда не хотелось нравиться мужчинам?

Раз он говорил прямо, то и мне стоило:

– Конкретизируйте задачу. Всем мужчинам нравиться невозможно, давайте в функцию введем одного – вас, например.

– Меня?! – он ненадолго замолчал, а потом посмотрел на меня с удивлением – то ли великолепно притворялся, то ли ему действительно такая мысль в голову пока не приходила: – Лада, а ведь это отличная и четкая задача! Если других кандидатов нет, а их определенно больше в твоем кругу пока нет, то понравься мне!

Колонки колыхнулись, но засомневались и остались на прежнем счете.

– Погорячилась я про павлиний хвост – вот ведь он, в наличии. Вчера, поди, в салоне красоты зависали? – попыталась унять его радость здоровым сарказмом.

– Да нет, я серьезно одобряю! – он продолжал торжествовать по непонятному поводу. – Патронаж подразумевает, что мне придется проводить с тобой достаточно много времени и постоянно присматривать. Так почему бы нашему общению не добавить четкой цели? Ты пыталась хакнуть мой программный код – и это бесит. А ты возьми и хакни меня самого. По меньшей мере, это будет необычно, и вряд ли ты когда-то чем-то подобным занималась.

Если это не флирт, тогда я вообще без понятия, что такое флирт! «Три-два» на симпатию!

– Вас хакнуть? – я тоже заинтересовалась. – Я ж такие вирусы прописать смогу, что потом спать и есть без меня не сможете. Но знаете, игра без ставок бессмысленна.

– Чего же ты хочешь?

Ну, на такой вопрос у меня уже пару дней назад созрел ответ:

– Давайте так – сразу после взлома вашей психики вы мне возвращаете все мое оборудование, а личные данные стираете и делаете вид, что их никогда не видели. Идет?

– И больше я тебя никогда не увижу, – сразу понял Глеб. – Жестоко звучит, если учесть, что тебе действительно это могло бы удаться. Я же типа в итоге окажусь влюбленным, а ты забиваешься обратно в свою нору и больше никогда нос на белый свет не высовываешь.

– Ну да, – согласилась я спокойно, поскольку тут спорить было не с чем. – Договорились?

– А я что получу, если не хакнусь?

– Приятное общение со мной!

Что-то он не особенно обрадовался такому призу. Думал минуты три, но затем кивнул:

– Ладно, идет. Срок – до Нового года. По крайней мере, тебе придется меняться и избавляться от социофобии. Руки пожмем в качестве заключения сделки?

– Нет у меня никакой социофобии! И руки пожимать не будем. Терпеть не могу людей, а уж прикасаться к ним – вообще бр-р, – я поежилась.

Глеб вздернул брови, но промолчал, даже смеяться не стал. И я уже перед самым офисом закончила:

– Тогда сегодня вечером в салон – пусть сделают мои волосы более блестящими. За ваш счет, потому что аванс еще не скоро. А потом вместе посидим в кафе. За ваш счет, по той же самой причине.

Он заглушил двигатель и уставился на меня с усмешкой:

– Ты, кажется, совсем не знаешь, как влюблять в себя мужчин. Есть много способов, но доить нас можно только после того, как галочка уже поставлена.

Я открыла дверь, чтобы поскорее выйти из тесного пространства и подальше от запаха его терпкого одеколона, но наклонилась, чтобы подвести черту:

– Я от этой сделки все равно получу больше, чем потеряю, Глебарисыч. И кого мне еще доить, раз все мои средства к существованию под вашим контролем? Доитесь без сопротивления – у вас все равно нет выбора. И попытайтесь в процессе тащиться от жизни. Если получится.

Полдня я себя ругала, что не сдержала хамства и излишней прямоты. Ну не умею я быть обворожительной! Но потом успокоилась. Насколько понимаю, за таким мужчиной девицы стаями увиваются – кто подоить, кто щечкой к голой груди прижаться, а кто и с желанием окольцевать. Он наверняка уже на разных насмотрелся. А вот на антиобворожительность – вряд ли. Агрессивная непредсказуемость и может стать моим козырем. В победу я верила процентов на пятьдесят: то есть если я сразу ему понравилась, то дальше по накатанной доработаем до выхода из проблемы; а если я ошиблась, то никакие маневры в любом случае не сработают. Из меня та еще роковая красотка, я скорее матами его обложу, чем выдавлю из себя светские манеры и жеманную загадочность. Зато Глеб обязался находиться поблизости! А раз моего железа в офисе я не разглядела, оно должно быть где-нибудь в его обиталище. Я в любом случае к своей истинной любви таким макаром приближусь скорее, чем вообще ничего не делая.

Весь рабочий день я начищала стекла, переносила папки и изображала из себя глухонемую. Люди после нескольких попыток перестали пытаться меня окликнуть и пообщаться. Коситься начали – у нас с ними это было взаимно: я тоже на них косилась, чтобы не приближались слишком близко. К новой сотруднице в моем лице вообще невозможно было придраться, будущая зарплата зарабатывалась даже проще, чем я предполагала!

Малюсенький прокол возник примерно в три часа дня, когда Глеб позвал меня в кабинет. Колонка «влюбился» подрасти не успела, поскольку он сразу же начал с другого и таким прохладным голосом, будто вообще никогда и никого не любил:

– Лада, где доставка обеда?! Сергей сказал, что ты вообще к нему не подходила! Ты забыла, что ли? Это ж твоя основная задача!

Забыла, конечно. Странный тут коллектив. Почему только Сергей настучал, раз я ни к кому не подходила? Они типа сидят уже два часа, слюни глотают, но только у неведомого Сергея хватило духа поныть о том, что кушать хочется? А мне предстояло оправдываться. Потому я выпрямила спину, задрала подбородок и громко, внятно проговорила:

– Чего же вы сразу орете, Глебарисыч? Сначала бы спросили, могу ли я это разумно объяснить! Вдруг у меня настолько серьезная причина, что через минуту вам будет стыдно за этот тон?! Но я сейчас я вспомнила, что причины у меня