– Нет, это захватчики называют сие место рудниками. Но подневольные работники копают чуть ли не у ворот города. И я бы, скорее, поименовал этот вид земляных работ «карьером».

– Карьером? – недоуменно нахмурившись, переспросила Елена. – И что они у ворот Лукоморска могут добывать?

– Думаю, в данной ситуации вопрос не в добыче чего-либо, а в том, чтобы согнать в одно место и посадить под охрану всех, кто мог бы оказать сопротивление. И заодно запугать остальных. И они этого достигли, истинный свет, они этого добились!.. В городе бичи и топоры орудуют во всю: не нужно быть преступником или бунтовщиком – достаточно просто не понравиться одному из Черной Сотни, как его солдаты называют себя. Или тем подлецам и предателям из лукоморцев, кто к ним присоединился. Палачи настолько заняты, что им приходится брать работу на дом!

– О, боги!.. Не может быть… Не может быть… Этого просто не может быть… А царь с царицей? Ты про них ничего не сказал! Что с ними? Они спаслись? – встрепенулась с надеждой Елена.

– О, нет… Приготовься к худым вестям, Елена Прекрасная.

– Еще более… худым?… – обреченно переспросила она.

Дионисий честно задумался над вопросом и, в конце концов, вынужден был признать:

– Пока нет. Но, боюсь, это вопрос самого ближайшего времени, которое даже не бежит – летит испуганной ланью.

– Хорошо, я готова, – кивнула она. – Рассказывай.

– Царя Симеона, царицу Ефросинью и еще одну юную боярышню – не сумел разузнать ее имени – заточили в самую высокую башню дворца. А остальных бояр со детьми их и с женами – тех, кто присутствовал вчера вечером на той злополучной трапезе – бросили в подземелье.

– Как?!.. За что?!.. Зачем?!.. – отчаянно всплеснула руками Елена.

– Да, царица… В самое глубокое и мокрое подземелье, которое только смогли найти… И предчувствия у меня самые ужасные. Видишь, я не зря не хотел тебе рассказывать печальные новости дня, – подавленно развел он руками. – Остается одна надежда – что вернется твой муж или его брат с дружиной, а лучше будет, если воротятся оба, и скорее, и дадут бой этому исчадию зла.

– Но они ничего не знают! У них война! Они вернутся не скоро! А к тому времени, когда они все же возвратятся, Чернослов сможет заколдовать себе в подчинение уже всё Лукоморье и пойдет дальше! Их надо предупредить!.. Поторопить!..

– Да, это золотая идея, царица, нет ни малейшего сомнения! Но как это сделать?

Взгляд Елены быстро остановился на хозяине библиотеки.

– Нет, только не я! Я не могу! Я не могу покинуть пределы моих владений! Я всего лишь маленький слабый библиотечный!.. Я связан со своей библиотекой, как банный со своей баней! Как рыба со своей рекой! Как собака со своей будкой!.. Библиотечный физически не может существовать без своей библиотеки, без своих книг!..

– Но что тогда делать, Дионисий? Что?!.. – Елена уронила голову на руки и замерла.

– Ждать… Надеяться… Верить…

– Сидя здесь, в четырех стенах? – вскинулась она. – Чего ждать, Дионисий? На что надеяться? Верить – во что?! Что вот-вот распахнется дверь и войдет отважный воин в сияющих доспехах и с волшебным мечом, который победит колдуна, разгонит его Черную Сотню и освободит нас всех?!

– Н-н-д-да. Именно так…

Библиотечный не успел договорить, потому что дверь распахнулась.

Но не их уютного убежища – а дверь библиотеки. Но так как одна стена жилища Дионисия была с его стороны прозрачной, чтобы он мог в любое время, не покидая своей квартирки, видеть, слышать и обонять,[4] что делается в его вотчине, то внезапно ожившая и шарахнувшаяся от входящего дверь заставила хозяина прикусить язык, а и без того нервную и расстроенную Елену – подскочить на своем стульчике и пролить чай на стол.

Из коридора потянул сквозняк, тревожно отдающий дымком и легким ароматом анисовой настойки. А вслед за запахами, тяжело и неспешно ступая, в библиотеку вошел истопник Граненыч. Его неподвижные глаза глядели прямо перед собой. На плече висела щетка на цепочке для прочистки вьюшек, в руках безвольно болталась большая тяжелая сумка – наверное, с какими-нибудь инструментами.

– Что ему здесь надо? – тревожно прошептала царица.

– Не знаю, – обеспокоенный Дионисий соскочил с табуреточки, на цыпочках подошел к самой двери и остановился на дерюжке в прихожей. – Может, ему приказали тут что-нибудь сделать? Взять? Почистить? Печи ведь здесь нет!..

Скованными деревянными движениями, в несколько приемов, Митроха развернулся к двери и медленно прикрыл ее. Он осторожно и постепенно, как плохо смазанный механизм, повернул голову направо, налево, убедился, что кроме него здесь никого нет, и…

На первый взгляд, ничего не изменилось, но незаметно произошло чудо.

Глаза его из мертвых превратились в осоловелые, а неестественные движения дерева, которое учат ходить, стали разболтанными, раскоординированными движениями человека, который выпил на одну рюмку анисовой настойки больше, чем следовало.

Или чарку.

А может, бокал.

Хотя, не исключено, что и стакан.

Не удерживаясь более от естественного в его положении пошатывания, Граненыч шумно вздохнул, как будто только что избегнул страшной опасности и торопливо, зигзагами, как водный мотоцикл под обстрелом, направился к дальним стеллажам.

Елену от его вздоха замутило.

– Что с тобой, царица? – быстро обернулся Дионисий. – Тебе нехорошо?

– Ф-фу… – попятилась та в направлении своей комнатки, размахивая ладонью под сморщившимся непроизвольно носом. – Напился-то!.. Напился!.. Вот, правду говорят – горбатого могила исправит! Сейчас, при новом-то хозяине, что угодно, видно, можно делать. Никто слова не скажет на его пьянство на рабочем месте. Какая досада, что я не успела приказать его рассчитать вчера!.. Меня сейчас стошнит!..

И тонкая фанерная дверь поспешно захлопнулась за Еленой.

– Царица, царица, тебе чего-нибудь нужно? – заботливо кинулся вслед за ней Дионисий, но услышал из-за двери лишь нечто невнятное, похожее на «помойное ведро».

Но, наверное, ему просто послышалось.

Когда библиотечный снова вернулся к порогу, чтобы понаблюдать за вторгнувшимся в его владения незваным гостем, тот уже стоял у входной двери и прятал в сумку книгу. Навалив сверху нее нечто позвякивающее и побрякивающее, он выпрямился, покачнувшись, собрался с духом,[5] осторожно отворил дверь и высунул голову в коридор.

Каковы бы ни были результаты осмотра местности, они, по-видимому, истопника устроили, потому что он размашисто, со второй попытки, подхватил сумку за обвисшую длинную ручку и с гибким пьяным проворством выскользнул наружу. Дверь за ним тихо закрылась.