Чувствуя взгляд прожигающий спину, Ева обернулась, и еще больше оцепенела от страха. Из-за всего, что произошло с ней в этот день, она и думать забыла, что и отец тоже оказался пленником Одина. Странно, но Ева совсем его не жалела. Может быть, в глубине своей души, она была рада, что он больше никогда к ней не прикоснется, и ей больше не придется терпеть его побои.

От этой мысли Еве стало дурно и стыдно за саму себя. Что с ней случилось? Ведь она никогда прежде не думала, что может быть настолько жестокой и будет радоваться, в тот момент, когда другому человеку плохо. Всегда кроткая и спокойная, она стойко переносила все неприятности своей жизни, никогда не жаловалась и никому не желала ничего плохого. Стоит ли ей стыдиться своих мыслей? Ведь это только мысли. Сейчас Гаррик сидел на цепи, словно дикая собака. А она сама, потеряв одного мучителя, обрела его в другом лице. Только на этот раз все гораздо хуже. И совсем неизвестно, что ее ждет дальше.

Как будто услышав ее мысли Один, наконец обратил на нее свое внимание. Ох, лучше бы он этого не делал. И так холодные глаза, казалось, заледенели еще больше.

— Подойди ко мне, — грубо рыкнул Один, резко отодвинув от себя тарелку.

Придерживая одеяло, так и норовящее упасть, аккуратно делая каждый шаг, Ева двинулась к Одину.

— Что это на тебе? — ледяным взглядом, он оглядел Еву с ног до головы. А когда она подошла ближе, протянув руку, он вцепился в одеяло, которое девушка использовала как подобие одежды.

— Прошу вас, не надо, — произнесла Ева, попятившись назад, и продолжая удерживать злосчастное одеяло. Она не могла поверить, что мужчина собирается оставить ее полностью обнаженной перед своими воинами.

— Почему, черт возьми, на тебе это одеяло? По-моему, я дал тебе достаточно времени, на то, чтобы одеться, — медленно проговорил Один, сильнее потянув на себя одеяло.

— У меня было только одно платье, то, что вы порвали, — прошептала Ева, еще ниже опустив голову.

— Ну, не думай, что и сейчас что-то поменяется, — хмыкнул Один, резко разжимая пальцы, отчего Ева едва удержалась на ногах, — Что ж, пора решить твою судьбу, не можешь же ты вечно отлынивать от работы, просиживая все время в комнате. Если ты моя шлюха, это не говорит о том, что у тебя есть особые привилегии. Так что найди себе какую-нибудь одежду, и отправляйся на кухню. Сделай хоть что-нибудь полезное. Эту дрянь просто не возможно есть, — он оттолкнул от себя тарелку с кашей, а затем сделал знак одной из служанок подойти ближе. — Найди одежду для нее, а затем отведи на кухню. Пусть выполняет самую тяжелую работу. Запомни, никто не имеет право к ней прикасаться, и, если кто-нибудь будет оказывать ей помощь, каждый будет иметь дело со мной. На этом все.

Поднявшись на ноги, Один подошел к Еве. Обхватив ее голову руками и наклонив, так как ему было удобно, он грубо поцеловал ее, будто ставя на ней свое клеймо. Прошло совсем немного времени, когда оттолкнув ее от себя и с презрением вытерев губы, Один прорычал:

— Иди.

Если Один хотел показать Еве жизнь ещё более тяжелую, чем у неё была прежде, то он выбрал для этого очень подходящее место.

Кухня…

Кухня в замке была поистине ужасным местом и Ева это очень хорошо знала. Тесное и грязное помещение редко проветривалось, заставляя изнывать находившихся в нем людей от жара и духоты. И возглавляла это ад, Глэдис, главная повариха. Дородная женщина в грязном платье, и повязанном поверх него промасленном фартуке, имела тяжелые кулаки. Она не скупилась на тумаки и пощечины, раздавая их каждому, кто переходил ей дорогу.

Одетая в потрепанное платье, Ева в сопровождении служанки по имени Мэри, вошла на кухню. От тяжелого воздуха глаза Евы заслезились и ей захотелось поскорее заткнуть нос, чтобы не ощущать ужасное зловоние.

Увидев, что Ева замедлила шаг, Мэри хотела было ухватить ее руку, но передумала, вспомнив предупреждение нового господина. А нарушать его приказ ей совсем не хотелось. Да ну и ладно, все равно на кухне эта слабая девчонка долго не продержится. Все знали, что Глэдис не терпела неповиновения на своей территории. Мэри уже было жалко Еву. Но разве она могла чем-нибудь ей помочь? Сама по несколько раз на дню получала звонкие пощечины. Что уж говорить о девушке, которая теперь для всех пользовалась особым положением.

Глубоко вздохнув, Мэри подошла ближе в Глэдис, которая вальяжно развалившись на стуле, наблюдала за тем, как в поте лица трудятся слуги. Сама она уже давно не работала, предпочитая только раздавать приказы. Смельчака, который посмел бы ей возразить, не нашлось.

— Чего тебе? — сказала Глэдис, едва взглянув на стоявшую перед собой Мэри.

— Господин приказал Еве отправляться работать на кухню, — поговорила Мэри, сжавшись от страха и ожидая очередной пощечины, — Он предупредил, чтобы ей выделили самую тяжелую работу, и никто не смел ей помогать, — сделав паузу, и быстро, на одном дыхании выпалила остаток фразы, — И еще он сказал, что к ней никто не должен прикасаться. Совсем никто.

— Вот значит как, — усмехнулась Глэдис. Встав, она подошла ближе к Еве. Взглянув ей в лицо, внимательно осмотрела с ног до головы, — Так ты у нас теперь шлюха господина, да? — усмехнувшись, сказала она, — И что он в тебе нашел? Всегда знала, что дочь господина Гаррика настоящая уродина. Значит самую тяжелую работу выделить. Ну, это мы можем — громко рассмеявшись, Глэдис отошла от Евы, повернувшись к ней спиной, — Будешь таскать воду, мыть посуду, выносить помои, а также делать все, чтобы тебе не приказали. Ты меня поняла?

— Да, я поняла, — произнесла Ева, посмотрев на Глэдис. Грубые слова об ее собственной внешности, совершенно не задевали. Ева очень хорошо знала, как именно к ней относились в этом замке. И теперь все стало только хуже.

— Тогда двигайся, некогда стоять как истукан.

Работа на кухне и правда была тяжелой. Передвигаясь настолько быстро, насколько это было возможно с больной ногой, Ева выполняла абсолютно каждой поручение, которое выкрикивала Глэдис. И делала это практически без промедления. Мыла котлы и котелки в холодной воде, отчего казалось, что ее руки уже больше никогда не согреются. Выносила тяжелые ведра с помоями, рискуя опрокинуть их содержимое на себя, если нечаянно оступится.

Не было ни минуты для отдыха. Едва Глэдис видела, что Ева остановилась, тут же находила для нее новое поручение. К концу дня руки Евы тряслись от тяжести, а ноги подкашивались от усталости.

Раньше, когда еще отец был господином в замке, Еву практически никто не замечал, а если и замечали, то предпочитали игнорировать, думая, что она своей хромотой проклята самим дьяволом. Теперь же казалось, что внимание всех в замке привлечено именно к ней. Ощущая на себе косые взгляды и перешептывания, Ева трудилась на кухне, стараясь выполнять свою работу. Тяжелое ведро в ее руках, казалось, весило целую тонну, оттягивая руки.

Решив сделать себе маленький перерыв, Ева поставила ведро на каменный пол, растирая поясницу, которая нещадно болела, после нескольких походов с такой тяжестью. В животе тянуло от голода. Погладив живот руками, Ева задумалась, когда же она в последний раз ела. Наверное, это было еще до нападения, а значит прошло уже больше суток. Другие слуги, с позволения Глэдис, перехватили плошку каши с куском хлеба, но Еве этого сделать не разрешили.