Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ж, жар спал, вы только что справились с ним, – негромко проговорил Петров, переведя взгляд с тусклых глаз царевича на печальные глаза его сестры Анастасии.
Он встал и подошел к девочке, которая вдали от родителей быстро повзрослела.
Убедившись, что брат не может ее услышать, она подалась к высокому человеку рядом.
– Полковник, Алексей болен, он не поправится. Не нужно говорить нам то, что является лишь плодом вашей фантазии, пусть вам от этого и становится легче. Боюсь, наше детство осталось позади в том ужасном поместье в России.
Царевна посмотрела по сторонам, взглянула на застывшие белые лица людей, прислонявшихся к сломанным повозкам и поваленным, запорошенным снегом деревьям. Отряд сократился до тридцати четырех человек, и они умирали с голоду. Анастасия помнила, как ей читали на ночь сказки о темных заповедных лесах, и самая страшная из этих сказок, история про Гензеля и Гретель, не выходила у нее из головы при виде наблюдавших за ней и братом жестоких бездушных людей.
– Нет, он не умрет. Я верю, что кровь его сильнее, чем вы думаете, барышня.
– Повторяю, полковник Петров, он болен. У него гемофилия, он предрасположен к инфекции. Лучшие доктора мира из Франции, Англии и Америки лечили моего брата и поставили этот диагноз. А еще у него начинается пневмония.
Анастасия снова посмотрела на мужчин вокруг костра, стянула на шее воротник пальто и поднесла свои маленькие изящные ручки к огню. Слегка повернув голову к полковнику, так что ее красивое лицо оказалось обрамленным отсветами костра, она посмотрела в голубые глаза большевика:
– Думаю, лучше будет, если вы вгоните пули нам в головы. Мы не трусливее матери, отца и сестер. Смерть от пули куда милосерднее судьбы, которую готовят нам эти люди. Это будет одолжением нам, полковник.
Петров сглотнул:
– Вы развиты не по годам для…
Он удержался от покровительственного тона, зная, что девочка поставит подобное обращение ему в вину.
– У вас разыгралось воображение, – продолжил он после паузы. – Вы почувствуете себя лучше, когда отведаете горячей пищи.
– Мы хотим снова быть с мамой и папой. Мы не боимся воссоединения с ними, нас пугает лишь то, каким именно образом начнется наше последнее путешествие.
– Анастасия, такие речи до добра не доведут.
Девочка, не обращая внимания на полковника, наклонилась над наследником Российской империи. Веки его затрепетали, темные глаза открылись, и он попытался улыбнуться сестре.
– Папа… он очень гордился тобой, – слабым голосом прошептал Алексей. – Ты такая сильная.
– Нет, – покачала головой его сестра, и в его глазах ярко засияли его гордость и веселье. – Ты, Алексей, был всей его жизнью – его и мамы. Ох, они бы так…
– Полковник, мы пришли за детьми.
Петров поднял глаза на лицо сержанта Георгиева, того самого охранника, которого он оставил в поместье в ночь убийства царской семьи. Он единственный из заблудившейся экспедиции принимал непосредственное участие в уничтожении Романовых.
Полковник приподнял брови и встал. Его высокие, до колена, сапоги потрескивали, задубев на морозе. Он с улыбкой приложил руку к шапке и поправил головной убор, словно готовясь к смотру.
– Вот как, товарищ?
– Да, – ответил Георгиев.
Он отвернулся от детей, взял Петрова под локоть и повел прочь от огня, подальше от ушей юных подопечных полковника.
– Я убедил людей, что ситуация, в которой мы оказались, – не ваша вина. Я сумел склонить их к мысли, что наше проклятие – дети Романова, что мы заблудились из-за них.
Сержант улыбнулся, продемонстрировав золотые передние зубы.
– Вы знаете, что я сам из аристократического рода, – сказал полковник. – Почему же я удостоился подобного снисхождения, товарищ?
– Потому что вы, Иосиф, оставили свою семью ради революционных идеалов, как и все мы.
Петров сердечно и открыто рассмеялся – он почувствовал себя таким сильным, как будто этим утром вволю позавтракал и завтрак придал ему энергии, как лошади – щедрая порция овса.
– Идеалы революции, – усмехнулся он. – Так вот чем вы и те дураки оправдывают корыстолюбивые поступки, совершенные за последние месяцы, – идеалами революции?
– Товарищ, нам нужны только дети. Вам ни к чему…
– Лицемеры! Все вы лицемеры! Вы предали свои революционные идеалы в тот миг, когда услышали об этом плане и не доложили о нем! – сказал Петров.
Перестав безумно ухмыляться, он с отвращением закончил:
– В точности как и я.
Невысокий Георгиев глумливо улыбнулся и указал на что-то за спиной полковника. Десять человек приближались к детям. Анастасия положила руку на грудь Алексея и молитвенно закрыла глаза.
Петров ни мгновения не колебался. Выхватив пистолет из кобуры, он разрядил его в приближающихся мужчин. Пятеро рухнули в неглубокий снег, остальные повалились на землю за высокой стеной лагерного костра. Как только щелкнул пустой патронник, Иосиф дико обрушил пистолет на ошеломленного Георгиева, попав ему прямо в лицо. Тот упал. Полковник быстро подхватил на руки мальчика и побежал с ним в густой лес, а смышленая Анастасия последовала за ним.
Трое ринулись вперед, чтобы помочь истекающему кровью сержанту встать на ноги. Он сердито оттолкнул людей и сплюнул кровь и два золотых зуба на замерзающий снег.
– За ними!
Восемь человек выбежали из лагеря и рассыпались по густой древней чаще. Другие задержались, чтобы схватить ружья со скользящими затворами и длинные ножи, после чего устремились в противоположном направлении. Они знали Петрова как мастера уловок и умелого солдата, поэтому не исключали возможности, что тот попытается сделать круг, вернуться к оставшимся четырем мулам и сбежать.
Сержант Георгиев вынул пистолет из кобуры, гневно стряхнул руки пытавшихся помочь людей и показал в ту сторону, где исчез полковник.
Когда трое преследователей добежали до первых толстых деревьев, снова раздался стук палок о стволы. Георгиев замер и прислушался. Стук был куда громче, чем прошлой ночью. Холодный ветер задул сильнее, но не ветер заставил его почувствовать, как по спине пробежал холодок, а другие близкие странные звуки.
– Они вокруг нас, – сказал один из трех оставшихся в лагере людей, передернул затвор ружья и дослал пулю в патронник.
При этом мужчина даже не понял, что только что выбросил из ружья еще не отстрелянный патрон. Он дико водил из стороны в сторону стволом винтовки британского образца.
Если не считать стука палок по деревьям и шума ветра в ветвях, лес словно вымер. Треск, с которым люди продирались сквозь подлесок, становился все глуше. Георгиев попытался разглядеть, что же творится в ночном лесу. Стоявший перед ним человек попятился к жаркому костру, все еще по-дурацки целясь на любой звук, направляя оружие то в одну, то в другую сторону. Сержант схватил ствол его ружья, заставив держать его ровно.