И тогда хищник наконец-то сделал то, чего добивался гигант: завизжал и разжал челюсти настолько, чтобы спаситель сумел вытащить из них ребенка. Уронив девочку на песок, зверочеловек откатился вместе с гигантской кошкой в высокую траву.

Мужчины ринулись вперед, но старейшина удержал их, поскольку звуки боя еще не стихли. Рык и вопли кошки, глубокий гулкий рев гиганта слышались еще минут двадцать: скрытые от глаз людей, два величественных существа сражались за господство в высокой траве новой земли.

Девочка едва дышала. Зубы кота оставили на ее груди глубокие раны, при каждом вздохе ребенок выдыхал кровь. Один ее глаз был вырван, сломанные рука и нога бессильно распростерлись на песке, но старик подумал, что, если девочка будет сражаться за жизнь, она сможет выкарабкаться.

И вдруг все стихло – так же внезапно, как до этого ночь взорвалась шумом. Мужчины, подняв копья и камни, наблюдали за тем местом, где исчезли два сражающихся существа, но не могли уловить ни звука, ни движения. Внук старика двинулся было вперед, держа наготове копье, но старик снова удержал его. Даже если огромное создание не погибло от ужасных зубов кота, оно могло быть так жестоко изранено, что нанесло бы удар любому, кто приблизился к нему. Нет, они останутся у костра!

Старейшина наблюдал, как в небе появился ноготок луны… И тут вдали раздались стенания. Похожий на человеческий высокий голос – похоже, женский – пустил по спине старика холодок. Вожак распознал в этих криках страдание.

Он склонил голову. Племя двинется в путь утром за неторопливо бредущим стадом, уходя все дальше от древней родины и оставляя позади голод. По какой-то причине, постичь которую вожак был не в состоянии, он чувствовал, что дни Следующих Позади клонятся к закату. Почему гигантское существо спасло одну из его рода? Он знал, что никогда не поймет этого, и не желал об этом думать.

Старик наблюдал, как мужчины разожгли огонь, а женщины занялись раненой девочкой. Повернувшись на запад, он прислушался к печальному плачу смерти, продолжавшему звучать в ночи. К завываниям присоединился странный шум: множество толстых палок колотило по земле и по немногим деревьям, растущим на этой маленькой вытянутой равнине. Удары звучали не прекращаясь, словно стадо бежало сквозь ночь, и этот стук с криками не давали людям покоя.

Племя гигантов потеряло еще одного члена. Оно быстро сокращалось, и ему грозило полное вымирание. Твари, не похожие на всех прочих животных, инстинктивно чувствовали (а инстинкты их не так уж сильно отличались от человеческих) неизбежность своего исчезновения. А поскольку у них было мало надежд, что новый мир к востоку окажется лучше покинутой ими бесплодной земли, человекоподобные огромные создания, самые умные после эволюционирующего человека, вскоре могли полностью исчезнуть. Однако старейшина ошибся в одном: племя гигантов было теперь связано с его отрядом переселенцев, и отныне великаны всегда будут искать компании и тепла людей.

16 июля 1918 года. Екатеринбург, Россия

Царской семье разрешили выйти из дома, служившего им тюрьмой, чтобы подышать утренним воздухом. Наследного принца Алексея плотно закутали, чтобы уберечь от озноба; с него не спускал глаз постоянно докучавший ему заботами семейный доктор.

Отец Алексея наблюдал за всем этим со стороны. Двор был большим, а он никогда не любил находиться вдали от своих детей. Царь видел, как два охранника-большевика лениво прошли мимо четырех его дочерей, бросая на них быстрые оценивающие взгляды. Потом, зная, что императорская семья наблюдает за ними, охранники продолжили путь с глумливыми ухмылками и смешками, каких и следовало ожидать от подобных простолюдинов. Ровно год назад этих людей за подобную наглость пристрелили бы на месте.

Николай Второй смирился с судьбой последнего царя великой династии Романовых – однако не обязан был смиряться с таким же бесславным уделом своих детей.

Он ждал у высокой стены и еле удерживался от того, чтобы не начать нервно переминаться с ноги на ногу. В конце концов император заставил себя стоять неподвижно. Не оборачиваясь, он чувствовал: маленькие темные глазки комиссара Юровского наблюдают за его семьей из окна нижнего этажа большого сельского дома. В первую очередь коротышка обращал внимание на царя, и неудивительно. Глазки-бусинки, похожие на глаза хорька, неотрывно наблюдали и изучали.

Потом Николай увидел высокого мужчину, который направлялся к нему, в одиночестве стоящему на садовой дорожке. Этот высокий человек тоже понимал, что от комиссара не ускользают никакие приходы, уходы и передвижения во дворе, – и поэтому помедлил, чтобы побеседовать с девушками. Он кивнул им, и они начали с ним разговаривать, как всегда, кокетливо улыбаясь. Царские дочери считали светловолосого большевика неотразимым. В его обществе любой чувствовал себя легко и непринужденно – и благородный, и низкорожденный. То был талант, которым сам Николай так и не овладел за долгие годы управления Россией.

Увидев, что Яков Юровский отвернулся от окна, царь в конце концов расслабился – до некоторой степени. Он знал, что несколько других пар глаз продолжают наблюдение из мест, о которых он даже не догадывался.

Высокого человека, полковника Иосифа Петрова, уважали даже безжалостные охранники, во многом из-за его положения. Он был членом ужасной ЧК, тайной полиции новой Коммунистической партии. Однако большевики не знали, что одновременно красавец полковник состоит на жалованье самого императора Николая.

Великан, весьма импозантный в высоких, до колена, блестящих сапогах и великолепной зеленой форме, легкой походкой приблизился к царю, кивнул и отвесил полупоклон. Этот простой жест, в котором охранники усмотрели насмешку над членом царской семьи, на самом деле был искренним приветствием: ему полковника научили старшие товарищи, когда он отбывал ссылку вместе с Владимиром Лениным. Поклон не помешал большевику перевести голубые глаза на дальнее окно в поисках худого лица комиссара.

– Да, молодой человек, – поприветствовал его царь.

Такой простой жест был для Николая внове, а ведь он должен был уяснить подобные мелочи задолго до своего отречения. Если бы он смог разобраться в вещах, подобных этому короткому приветствию, с которым к нему обращались во время его царствования, это помогло бы ему понять классы, стоявшие по положению гораздо ниже его. Путь к пониманию собственного народа – вот в чем Николай Романов отчаянно проиграл.

– Ваше величество, – сказал великан, поправляя шапку, – нынче утром у вашей семьи цветущий вид.

Николай Александрович откашлялся, поднес ко рту затянутую в перчатку руку и кивнул.

– Спасибо, товарищ… Э-э, ведь так теперь принято обращаться? Товарищ полковник?

Петров улыбнулся:

– Да, но пока сойдет и просто «полковник», как в старые дни.

Царь повернулся и зашагал по дорожке, а полковник в зеленой форме тут же пошел рядом, возвышаясь над Николаем, словно башня. Оба заложили руки за спину. Не поворачиваясь к царю, полковник негромко изложил то, что должен был сказать: