Если так, то Андрей — просто садист. Знал ли он о существовании любовника у жены? Вряд ли, решила Анна. Он ни о чем не знал и даже не догадывался, ибо принадлежал к породе тех мужчин, которые узнают об измене самыми последними.

Ну ладно жена, продолжала думать Анна. А дочь? Даже наличие дочери, Мари (между собой они звали дочь Мари — в память о французском предке), не остановило мужа. Что ж, миру известна подобная жестокость, извращенная такая… когда убивают себя на глазах близкого человека — для того, чтобы тому совсем тошно стало. Анна ведь пыталась отговорить Иванова, пыталась не пустить, она, между прочим, даже зарок себе дала, мысленно — если муж останется с ней, на войну не пойдет, то она бросит своего прекрасного любовника.

Но Андрей ушел. И сгинул, пропал потом. Но это потом.

А через два дня после ухода мужа из дома Анна встретилась со своим любовником — у него дома. Вино, слезы, объятия… А что делать, не хоронить же теперь себя заживо. Жизнь-то продолжается!

Через неделю они втроем (вместе с Мари) пошли в цирк. Через две недели, когда наступили ноябрьские холода, любовник подарил Анне шикарную шубу (а раньше этого сделать не мог, ибо присутствие мужа мешало).

«Ты ушел? — думала Анна, обращаясь к отсутствующему мужу. — Только не думай, что я без тебя от тоски загнусь. Ты мне и не нужен! И Мари ты тоже не нужен!»

А еще через неделю — пришло оно, это известие, что Андрей пропал без вести и надежды нет.

Ну и ладно. Он сам этого хотел. Сам, добровольно, полез в пекло…

К весне Анна и ее любовник уже жили вместе. Правда, маленькая Мари исподтишка пыталась протестовать против появления у нее нового папы — она, по малолетству своему, не верила, что ее родной, настоящий никогда не вернется больше. Но кто станет слушать ребенка?…

Чуть подробнее о любовнике Анны. Непростой человек.

Его можно было назвать «новым русским», но он бы обиделся этому названию, да и не вполне точно оно звучало. Он являлся, скорее, новым «новым русским».

Его папочка, бывший партийный босс — да, был самым настоящим жуликом, но его сын — уже нет. Разве только что самым косвенным образом. Сын (любовник Анны) учился в Оксфорде (благодаря папочке, потому и косвенно), воспитан и умен — необычайно, спортсмен и сторонник Гринписа, подавал милостыню нищим и вообще благодетельствовал многим, не афишируясь, ибо от прекрасно развитой души благодетельствовал, веровал в Бога — не театрально, с битьем поклонов, а так, вполне пристойно и красиво. Свой грех прелюбодейства переживал и темных мыслей своих боялся — желал же этому Андрею смерти, ведь желал? — но оправдывал этот грех безумной, необыкновенной любовью.

Он действительно обожал эту женщину, чужую жену. И не только потому, что она была красива и умна (а она была и красива и умна). И не потому, что запретный плод всегда сладок. А потому, что она, Анна, никого не впускала к себе в душу, держала всех на расстоянии, непостижимая и недостижимая… (Хотя на самом деле Анна — из тех капризных эгоисток, которые не способны на жертвы, из тех эффектных сумасбродок, которые не боятся остаться одни и потерять все — вот так, потому что захотелось вдруг.)

Но иных мужчин влечет вот именно эта отстраненность, закрытость женщины, непредсказуемость, это обещание тайны… Может, тайны-то никакой и нет, но разгадать — все равно хочется!

Вот в каком направлении текли мысли Анны? Любовник не раз спрашивал ее — о чем она думает, вот сейчас, в данную конкретную минуту, и она отвечала — вполне искренне, кстати, — «думаю о том-то и о том-то». Но он-то знал, что это не все еще, что за этими ее словами прячутся другие, еще какие-то, недоступные ему миры. Не особо какие необыкновенные — но ведь недоступные же! Ах, как он терял от этой женщины голову, как он всегда ее хотел! А еще он, умный и трезвый человек, способный заглянуть в будущее, знал, что она никогда не сможет надоесть ему, потому что Анна — огонь, а ему, чуть холодноватому, рассудочному, именно этого огня и не хватало… Союз с женщиной добросердечной, уютной, спокойной душевно убил бы его как мужчину. Поэтому любовник даже несколько раз являлся в церковь и ставил свечу — самую толстую и дорогую, благодаря Создателя за то, что тот послал ему такое сильное чувство, такую любовь. Деньги-то может каждый заработать, а вот настоящая любовь — она еще не каждого посетит…

Перед ее дочерью, Мари, любовник тоже благоговел, ибо и дочь Анны в своем роде являлась существом необыкновенным. Падчерица — настоящая маленькая женщина, этакая кошечка с повадкой… видимо, французские гены сказывались. Блеск черных глаз, стремительные и грациозные движения! Она уже сейчас, в малолетстве своем, была хозяйкой мира — и все ей должно было подчиняться, и все ей подчинялось. С какой бесцеремонной грацией Мари вертела всеми — начиная от детсадовских сверстников, кончая им, любовником ее матери, его друзьями, являвшимися иногда в дом, — а некоторые, поверьте, были людьми весьма влиятельными…

Впрочем, матерью девочка не могла вертеть, с матерью у Мари существовала постоянная легкая конфронтация, возникшая тотчас же после ухода Андрея. Представьте себе, эта пигалица не могла забыть отца и все время о нем помнила, что выглядело довольно необычно для ее возраста и характера — беззаботного и очаровательного. Подобные навязчивые воспоминания свойственны скорее зрелой женщине с мрачным, тяжелым, упорным настроем души. Отчима как такового, отдельно Мари вполне уважала и даже была в своем роде привязана к нему, но отчима рядом с матерью она не особенно любила, а мать рядом с отчимом, как уже говорилось, вызывала у нее и вовсе раздражение… Но, впрочем, разногласия и споры не выходили за определенные рамки, возникающие трения — скорее относились к разряду мелочей. А уж по пустякам-то в какой семье не спорят…

В общем, на этом можно было и закончить историю доктора Иванова — с возникновением другой, новой семьи. Да и война к тому времени вроде бы затихла на время…

Но в один прекрасный день на пороге того роскошного дома, где жили счастливые молодожены вместе с Мари, появился некий мужчина, бывший однополчанин Андрея.

Однополчанин выглядел внешне человеком вполне обыкновенным — но только внешне. После пары минут общения с ним стало ясно, что внутри у гостя — черным-черно, один пепел. Совсем недавно полыхал там страшный пожар, и неизвестно, расцветет ли после того хоть одна травинка на этой черной, сгоревшей земле. Это было заметно по тому, как гость оглядывал шикарное жилище нового «нового русского», его самого (быстро же вдовушка утешилась, удачную кандидатуру себе нашла), ее — необъяснимо, невероятно красивую, — что в подобных обстоятельствах грешно и преступно, и только на малютку Мари однополчанин посмотрел нормально, хорошо — ну, это же Мари, она способна укротить любого!

Однополчанин Андрея успел навидаться вдов, знал об их тяжелой жизни, о том, что они жаждут узнать обстоятельства гибели своих мужей… Потому и считал своим долгом навестить Анну, чтобы рассказать о гибели ее мужа, свидетелем которой оказался.

Но до своего визита не знал всех обстоятельств жизни Анны. Гость никак не ожидал, что в этот раз его визит окажется лишним и ненужным. Он шел сюда выполнить свой долг, а пришедши — в своих намерениях раскаялся. Вдова уже не вдова, а замужняя дама, сирота дочь — не сирота, ибо есть кому заменить папашу. Да и Мари сиротой никогда не выглядела — отважная, неунывающая, острая на язычок девчонка!