Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Упустили момент, и неизвестно, были ли сообщники, а если были, как им удалось уйти. Потом по горячим следам было разбирательство, каким образом, промухали у себя под носом заминированный автобус. Но что поймешь в такой обстановке? Кое-как стабилизировали все и вызвали медперсонал и следаков. На это тоже время ушло. Медиков ждали уже к утру, а следственная комиссия из центра должна была подъехать не раньше завтрашнего дня.
Много разных подозрений было у Вострова, но, понятно, что сейчас его бы к материалам не подпустили. Да он и не стал соваться. Пусть следаки во всех нарушениях разбираются.
Однако он не мог отделаться от навязчивой мысли, что активизировались боевики не случайно. Но почему именно в этот момент? И почему здесь и сейчас?
Вернулся он в номер уже глубокой ночью.
Женщина спала.
Максим подошел и долго смотрел на нее. Они не договорили, а это было важно. Настолько важно, что его так и тянуло связать взрыв на КПП с женщиной, которую он сопровождал. Был соблазн задержать ее, отвезти куда следует, и допросить с пристрастием. И побоку задание. Однако он решил не спешить и прежде во всем разобраться.
Во сне черты лица ее немного разгладились, но все равно напряжение чувствовалось в ней даже сейчас. И усталость. Сколько ей? Подумал он, разглядывая. Тридцать шесть, семь? Но до сорока. Прозрачная бледная кожа была еще гладкой.
Вдруг женщина, словно почувствовав его взгляд, шевельнулась во сне, поворачивая к нему лицо. Губы дрогнули и полуоткрылись, вырвался вздох и тихий стон. А его от этого неожиданно накрыло.
Когда осознал, что с ним происходит, он чуть не озверел от злости. Проклятое задание. В гробу он видал это! Выругалася матом, и тут же отошел. И завалился в койку не раздеваясь.
Максим долго лежал на спине и смотрел в стену. Он еще и локтем закрыл лицо, чтобы даже ненароком не взглянуть в сторону женщины, спавшей на соседней койке. В душе бродила какая-то иррациональная обида на нее и злость. И презрения к себе, как будто он предал то, что предавать нельзя.
Все это грызло его, казалось, сегодня не уснет точно.
А в сон уплыл незаметно.
И… Там было хорошо. Только немного расплывчато, неясно. Цветущая поляна. Клевер, ромашки. Солнце светит, лучи такие золотые. Марина смеется и что-то говорит, держит за ручку сына, а он вырывается, тянет ее, хочет убежать и заливисто хохочет.
Господи, как ему было хорошо там.
Проснулся внезапно. Как в темную воду камнем упал, вернулся в действительность. Резким жестом вскинул руку, глянуть на часы. Пять, начало шестого. Нехотя повернул голову в ее сторону. Женщина не спала, сидела на кровати уже полностью одетая. И в кроссовках.
Смотрела на него спящего? Неприятное открытие.
— Здравствуйте, — тихо проговорила она, глядя исподлобья.
Максим поморщился, встал и пошел в санузел. И пока плескался в маленькой раковине, в которой едва умещались его ладони, все пытался понять, как случилось, что он вообще уснул. Странные двойственные чувства. После того сна он ощущал стыд и вину.
Когда вышел, женщина по-прежнему сидела на кровати и тут же настороженно на него уставилась. Потом взглянула в сторону окна и зашептала:
— Что это было?
А его зло взяло.
— Это вы мне скажите, — жестко проговорил он, подходя к окну, и острожно выглянул наружу.
— Я… — женшина растерялась. — Откуда мне знать.
Она пожала плечами и умолкла. Востров следил за ней внимательно, язык тела, каким бы уверенным в себе ни был агент, может сказать многое. Но нет, женщина вела себя естественно. Он уже собирался задать еще один наводящий вопрос, но тут у нее вырвался спонтанный жест, и она заговорила снова.
— Мне кажется, вчера был налет. Или теракт! Но ведь это же чистая зона, так не должно быть, — женщина уставилась на него. — В чистой зоне безопасно!
Максим хмыкнул и отвернулся. Так и хотелось сказать:
— Что ты вообще знаешь о чистой зоне?!
Если б тут было безопасно, кто бы стал строить сеть укрепленных контрольных пунктов и постоянно держать военные подразделения в боевой готовности? Идет партизанская война. Состав формирований боевиков меняется, но костяк его составляют зараженные. И это постоянно тлеющий конфликт. А вчера ночью было внезапное обострение.
Совпало? Похоже, совпало, и это было странно.
Но не о том он собирался говорить с ней сейчас. Скользнув взглядом по ее нервно подрагивающим рукам, Максим спросил:
— Ваши вены. Мы вчера не договорили. Тесты. Подробно.
— Да, — кивнула она. — Хорошо.
И стала рассказывать, а он диву давался. У нее чуть ли не через день брали по стакану крови, это не считая других стандартных анализов. И так на протяжении почти двух недель. А до того тоже, но не так часто, примерно раз в неделю.
Как она вообще держится, за счет чего? Но опера интересовало другое.
— Скажите, кровь из вены на тесты забирали только у вас?
Этому должны быть причины. Возможно, в ней есть какая-то особенность.
Женщина задумалась, потом проговорила:
— Нет. Не только. Брали у меня, и у других тоже.
— Постарайтесь вспомнить точно.
— Не только у меня, точно. — Женщина задумчиво нахмурилась, вспоминая. — И я не следила за этим специально, но, кажется, не у всех. У некоторых брали кровь из пальца. А что это так важно?
Важно? Еще бы!
— Вам сообщали результаты тестов? — спросил Максим.
— Нет, никогда, — она повела плечом.
То есть, у них методично забирают кровь. Для чего? Вопрос про чип временно отошел пока на второй план. Твою мать! Хотелось воскликнуть ему. Что происходит в зоне?
— Вы не обращали внимания, по каким характеристикам отбирают? Группа крови? Состав, антитела, резус, свертываемость?
— Нет, — качнула головой она. — Я не обращала внимания. Да и нам не сообщают…
Кажется, она сама поняла, как все это звучит и сникла, опустив голову. Максим потер переносицу. Надо связаться с Пашниным и спросить, в курсе ли он, что за странные эксперименты ведутся в зоне особого режима. И какого хрена их используют втемную.
Но это не здесь и не сейчас.
Сейчас им нужно выбираться отсюда, и сделать это раньше, чем тут появится комиссия следаков из центра. Было у него какое-то странное предчувствие. Не нравилось все это.
А вопросов, после того, что женщина рассказала, стало еще больше. Но он не спешил ее слова принимать на веру, вполне вероятно, что она врет. И цели у нее могут разные.
— Ешьте и собирайтесь, — сказал он. — Мы сейчас выедем.