Будучи заняты нашей собственной ажитацией.

Но, с другой стороны, бесконечный шум взрывов явления световещества начинает раздражать все сильнее…

Мы, мужчины, становимся дряблыми.

Отчего дальнейшая ажитация делается проблематичной.

Я, Ричард и мистер Риди натянули штаны, а миссис Риди поправила на себе юбку и блузу, и мы все побежали вдоль линии изгороди к той другой (меньшей) ажитации.

На бегу мы заметили мистера Бевинса…

Проклятый гомик.

На коленях перед оградой, бормочет что-то себе под нос.

Потом обычная шумная суета:

Вспышка света, одежда падает.

Больше нет Бевинса.

Солнце почти взошло.

Те из нас, кто пережил эту ужасную ночь, сбились в кучу, посовещались, отправились в короткие спринтерские разведки на поиски выживших.

Мы не нашли ни Перди, ни Йоганнеса, ни Кроули.

Не нашли Пиклера, Эллы Блоу, Верны Блоу, Эпплтона, Скэрри, Торна.

Пропал Мидден, а с ним Гонкур, Капп, Эдуэлл и Лонгстрит.

Преподобный Томас: пропал.

Даже Бевинс и Воллман, двое наших старожилов, преданных этому месту: пропали.

Как мы их жалели. Такие доверчивые. Поддались на болтовню какого-то мальчишки. Потеряны навсегда.

Милые глупцы.

Вот мы все были тут. Разве нет? Если нет, то кто это говорил? Кто слышал?

Ну и бойня.

А нам удалось осмотреть только небольшую часть округи.

Вскоре начало светлеть по-настоящему, и тут наступила привычная слабость, охватывающая все тело, и сопровождающее ее ощущение угасания, и мы бросились к нашим домоместам и брезгливо расположились в наших хворь-телах, закрыли или закатили глаза, чтобы не видеть, во что превратились эти омерзительные вместилища.

Когда взошло солнце, мы принялись молиться, каждый мысленно произносил нашу обычную молитву:

Чтобы все еще оставаться здесь, когда солнце зайдет в следующий раз.

И обнаружить в те первые мгновения вернувшегося движения, что мы опять получили великий материнский дар:

Время.

Новую порцию времени.

Как и всегда с рассветом Появились два царства, и все то, что было настоящим в Нашем, стало настоящим в Их: все Надгробья, Деревья, Кустарники, Холмы, Долины, Ручьи, Прудки, Болота, Пятна Тени и Света появились и оставались теми же между двух Миров, и одно Царство было неотличимо от другого.

В ту ночь случилось много чего Нового, и Странного, и Пугающего.

Мы, Три Холостяка, наблюдали за всем этим С-Вышины: будучи в безопасности, отдалении и Свободны — так, как нам нравилось.

Я втолковал моим молодым Подопечным, что мы не должны поспешно бить Отступление к нашим Хворь-ларям и укрываться в них.

В то, что Ожидало нас там.

Тьфу.

Нам не нравилось входить в эти вместилища.

Ужасно не нравилось.

Но такова была Цена; мы должны терпеть, будучи в полном Сознании, но Неподвижные, оставаться внутри этих Омерзительных Вместилищ, которые когда-то были Похожи на нас (нет, когда-то Были нами) (и которых мы любили так Сильно), пока не придет Снова время, которое называется Ночь, когда мы, пустившись Вон, станем…

Свободными.

Снова свободными.

По-настоящему самими собой.

И все Радости Творения вернутся к нам.

Все снова станет возможным.

Мы Трое никогда не были Женаты, никогда по-настоящему не Любили, но когда снова опускалась ночь и мы понимали, что все еще остаемся здесь, это «никогда» могло перестать быть…

Потому что, пока не придет наш конец, никто по-настоящему не может сказать «никогда».

И мы еще можем полюбить.

Только что пошел с фонарем в склеп Кэрролла чтобы убедиться что все в порядке и обнаружил что гроб молодого Линкольна чуть вылазит из ниши и затолкал его назад ах этот маленький бедняга завершает свою первую ночь здесь в одиночестве а сколько ему еще предстоит долгой печальной вечности таких ночей Том.

Не мог не вспомнить о нашем Филиппе приблизительно тех же лет что и мальчик през-нта и как он носился по двору и приходил светясь изнутри от радости жизни пофлиртовав через ограду с соседками миссис эмой и ребой леонард со взъерошенными волосами хватал метлу и от избытка чувств тыкал миссис Альбертс повариху в заднее место, а когда она поворачивалась чтобы ответить ему тем же с огромной репой в руке и видела это сияющее лицо ей не оставалось ничего иного только бросить эту репу в раковину и схватить его за шею и задушить поцелуями а я потихоньку засовывал ей в руку метлу чтобы когда он победно отскакивал она в отместку могла тыкнуть метлой ему в задницу в знакомых поношенных брюках и ой-ой как тыкнуть у этой дамы руки как окорока О Господи невыносимо думать что Филипп бездвижно лежит в таком месте как это и когда в голову приходит эта мысль я должен энергично напевать себе под нос какую нибудь паршивую мелодию и молиться Нет нет нет да минует меня чаша сия Господи дай мне уйти раньше всех кого я люблю (раньше Филиппа Мэри Джека-мл. раньше дорогой Лидии) только и это тоже плохо потому что когда они подойдут к концу меня не будет рядом чтобы помочь им? И то, и другое невыносимо О Господи какая же это тягота быть здесь Том дорогой друг Том я хочу уснуть и жду твоего прибытия и надеюсь эти печальные и нездоровые мысли вскорости рассеются вскоре с радостным зрелищем нашего дорогого друга восходящего Солнца.