Гадес знал, что до этого они оба не говорили Анубису об Оружии Трех Богов и уж точно не ставили его в известность, что Сет был ранен. Обо всем Анубис узнал уже после приема и страшно ругался. Но Гадес не сомневался, что Осирис и Сет руководствовались одной и той же мыслью: Анубис точно бы сразу приехал сюда, а это было опасно.

– Ты знаешь, что он называет тебя отцом, но никогда таковым не считал?

– Знаю. Его родитель – мое царство. Анубис – принц мертвецов. Он их сын. Не твой.

Прищурившись, Сет ничего не ответил, а Осирису не требовался ответ. Гадес не заметил, как гость поднялся, но вот Осирис сидел, а вот уже стоял, собираясь уйти. Он был одним из немногих богов, кто мог перемещаться в пространстве, используя его дыры. Гадес смутно представлял, как это работает.

Осириса не нужно было провожать, но Сет тоже поднялся и протянул руку. Гадес даже замер. Он знал, это больше чем обычный жест: уже давно, очень давно Осирис не касался живых существ. Никто точно не знал, он не чувствует в этом необходимости или просто ощущает прикосновения как что-то некомфортное.

Взгляд Осириса наконец-то сфокусировался, он четко посмотрел на ладонь Сета, перевел взгляд на него самого. И пожал протянутую руку. Прошептал несколько слов на древнеегипетском, которых Гадес не понял, но, когда Осирис растворился облачком темного дыма, вопросительно посмотрел на хмурящегося Сета.

– Это ритуальная фраза. С нее обычно начинается обряд погребения.

Задумчивый Сет уселся обратно на диван, а Гадес потушил сигарету и спросил:

– Как думаешь, я тоже могу однажды стать таким?

– Нет. Осирис… он всегда был далек от людей и богов и близок мертвецам.

– У меня тоже мертвецы.

– Но не только.

Сет внимательно посмотрел на Гадеса:

– Вижу, ты в норме.

– Да. Рассказывай.

И Гадес слушал об отравленном чае, о Посейдоне и обо всем, что произошло.

Он никогда не думал, что его так легко одолеть. Всего лишь чашка чая, потеря бдительности – и он бы распластался мертвым богом в той комнате. Поверженным, побежденным, подловленным в момент, когда вся его сила не имела значения.

Так легко.

Сет натянул рукава свитера и обхватил себя руками.

– Не могу согреться, – пробормотал он. – Ты злишься?

– На что?

– Я убил твоего брата.

– Он явно не поздороваться со мной хотел.

Гадес вроде как должен был испытывать сожаление по поводу смерти Посейдона, но с удивлением понимал, что не ощущает вообще ничего. Он не видел брата десятилетиями и ничего о нем не знал. Заносчивый, эгоистичный, однажды он уже пытался сместить Зевса.

Сейчас Сет напоминал пса, настороженного, следящего за реакцией Гадеса, как будто сам не был до конца уверен, что действительно правильно поступил. В который раз Гадес подумал, насколько свободнее они чувствуют себя друг с другом, чем на публике.

– Спасибо, – сказал Гадес. – Ты снова меня спас.

– Смотри, войдет в привычку.

– Почему тебя это так волновало? Смерть Посейдона.

Сет пожал плечами, его взгляд скользнул по креслу, где еще недавно сидел Осирис. И Гадес понял, что невольно Сет примерял ситуацию на себя – наверное, его бы куда больше расстроило предательство брата и его смерть.

– Я бы сделал для тебя то же самое, – сказал Гадес.

– Знаю.

– И для Амона, Неф или Анубиса.

Сет рассеянно кивнул, как будто думал уже о чем-то другом:

– Однажды Анубис сказал, что не знает, где его дом.

– Но он всегда возвращается к вам.

Гадесу было известно, в какой гостинице остановился Зевс, но Сет заявил, что ехать туда смысла нет и «этот ушлепок» точно все еще в клубе. Так оно и оказалось. Пока Сет отправился наверх в офис разбираться с делами, чтобы завтра клуб все-таки начал работу, Гадес отыскал Зевса в пустом баре.

Он расположился не за стойкой, а в одной из ВИП-лож. На стеклянной поверхности низкого столика стопками лежали бумаги, а на аккуратной подставке – стакан с виски. Зевс что-то внимательно изучал, делая пометки карандашом, и среди кожи и блестящих поверхностей смотрелся как нельзя более уместно.

Хотя Гадес заметил, что Зевс выглядит не таким лощеным, как всегда: идеальная прическа чуть растрепалась, костюм слегка помят.

Когда Гадес уселся напротив, Зевс поднял глаза, всматриваясь в брата так внимательно, что ему стало не по себе.

– Ты в порядке.

– Если бы я помер, ты бы заметил, – усмехнулся Гадес.

– Я так понимаю, смерть кого-то из пантеона всегда ощущается, а уж главой – тем более. Любопытно. И хорошо, что Сет до этого почувствовал опасность, грозящую тебе. Софи вряд ли могла сделать много.

Гадес кивнул, понимая, что имеет в виду Зевс. Связи между богами, когда они могли ощутить друг друга, не были редкостью. Между братьями и сестрами, мужьями и женами… даже друзьями – не обязательно всегда, но часто. Раньше считалось, что таким образом переплетаются отголоски божественных сущностей, и такое может происходить только в пределах одного пантеона. Но Гадес с Сетом успешно это опровергали.

Возможно, на Гадеса тогда влиял яд… но он не помнил, чтобы в нем хоть что-то кольнуло, когда умер Посейдон.

Но с Зевсом их средний брат общался куда больше.

– Ты знаешь, что им двигало? – осторожно спросил Гадес. – Посейдоном?

Зевс скривился:

– Жажда власти, конечно же. Он никогда не скрывал, что считает, будто место главы пантеона должно быть по праву его. Уже пытался меня сместить, не вышло. И отчаянно завидовал тебе. Ты ведь создал Подземный мир, а он не мог сотворить ничего сложнее морского конька.

– Это было давно, – сухо возразил Гадес.

– Что для богов тысячи лет?

Гадес знал, что Зевс прав. С Посейдоном всегда было сложно. Сильный, по-своему благородный и щедрый, он был еще и мстительным, завистливым. Последнюю сотню лет Гадес предпочитал общаться с этим своим братом минимально, потому что тот стал ворчливым и постоянно напоминал, что у Гадеса есть Подземное царство.

Это, правда, было давно. Мало кто знал детали, да и сам Гадес не мог бы с уверенностью рассказать, как он это сделал.

Но тогда боги смерти действительно создавали собственные земли – поэтому многие полагают, что именно они самые сильные из божеств, а вовсе не главы пантеонов.

– Последнюю сотню лет Посейдон стал невыносим, – продолжал Зевс. Без обычной улыбки. – Я говорил с Фенриром утром. Он перепугался, но раз Посейдон уже мертв, то не стал отнекиваться, признался, что наш брат был с ними заодно.

– Что еще он сказал?

– Фенрир уверен в своей сделке с убийцами и ничего не рассказывает. Утверждает, что, если начнет говорить, это разрушит Договор