Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так уж и в любой?
– Достаточно заказать в Китае самого дешевого робохирурга.
– Но в ваших клиниках…
– Мы их называем станциями, – уточнил Паркер.
– На ваших станциях можно провести операцию любого уровня сложности?
– Да.
– И все они плотно контролируются?
Поскольку вопрос был задан во второй раз и в голосе Рейган явственно читалось сомнение, Паркер, привычно бросив взгляд на часы, произнес:
– Я не знаю, что именно вас интересует и почему вы задаете именно эти вопросы, поэтому просто расскажу, как устроена станция. Вы не против?
– Нет.
– Хорошо, – Паркер вздохнул. – Итак, сначала мы договариваемся с местным племенем…
– Извините, под племенем вы подразумеваете представителей местной власти? – поинтересовался Конелли, которого покоробило услышанное слово.
– Да, именно это, – кивнул Филип. – Под племенем мы тут понимаем вооруженную группировку, властвующую на определенном участке темных территорий.
– Извините, продолжайте.
– Итак, мы договариваемся с местным племенем о безусловных гарантиях безопасности персонала. При этом шейх несет личную ответственность за жизнь наших людей – это не обсуждается. Если шейх нарушает слово – мы его уничтожаем.
– Каким образом?
– Достаем беспилотниками, – ответил Паркер. – Но об этом лучше расспросить Джа… в смысле – агента Джехути Винчи, он курирует наши взаимоотношения с племенами по линии GS и решает проблемы с зарвавшимися шейхами. И он, кстати, обязательно присутствует на первичных переговорах, объясняет шейхам смысл каждого слова, чтобы потом не было обвинений в недосказанности.
– Вижу, у него много дел, – протянул Фаусто.
– Агент Винчи – весьма деятельный и очень полезный человек.
– Мы заметили.
Эту фразу Паркер оставил без комментариев.
– Так вот, когда договоренность достигнута, мы выбираем место для станции и как следует его укрепляем, чтобы в случае неприятностей персонал смог продержаться до прибытия помощи. Станция разделена на две части: приемный покой и база, которую ребята называют бункером. В приемный покой допускаются все желающие, но без оружия. Операции проводятся в нем.
– Ваши врачи ставят запрещенные пинги? Боевые пинги? Усиления?
– Нет.
– Рейган, Гуннарсон, подождите за дверью, пожалуйста, – распорядился Конелли. А когда агенты вышли, негромко сказал: – Даю слово, что я не записываю разговор. И мое расследование лежит в стороне от поиска компромата на «Feller BioTech» и Биби. Но мне действительно важно знать ответы на вопросы, которые я задаю.
– Мы не торгуем запрещенными пингами, если вы это имеете в виду, – ответил Паркер, глядя на Конелли в упор. – Но если клиенты их приносят – врачи ставят, а мы закрываем на это глаза.
– Потому что врачам нужно заработать?
– Потому что врачи не сидят на станциях безвылазно, Фаусто, и любой психопат, которому они откажут в установке пинга, может их подстеречь и… например, избить. Я думал, это очевидно.
Очевидно. И Конелли поздравил себя с идиотским вопросом.
– А как же гарантии, о которых вы говорили?
– Шейхи не способны контролировать всех своих психопатов. Поэтому мы ставим запрещенные пинги.
– В этом вы видите нарушение закона?
– В том числе.
На этом можно было заканчивать. Изучив обстановку, Конелли сразу подумал, что, как бы ни был зол и разочарован А2, он бы ни за что не отправился на темные территории, на которых правила и договоренности меняются в зависимости от настроения местного вождя. Если секретный исследовательский центр и существует, то находится он в безопасном месте.
Например, в Окситании.
– У вас есть еще вопросы?
– Что вы скажете об Орке? – неожиданно для самого себя спросил Фаусто.
И понял, что не ошибся.
– Orc forever! – машинально ответил Паркер.
– Что?
– Извините… – Филип покраснел и впервые с начала разговора отвел взгляд. – Здесь о нем много говорят, вот и вырвалось.
– Orc forever? – повторил Конелли, вспомнив граффити на стенах.
– Местные надеются, что да.
– Что значит «навсегда»?
– Ну… Я сам с трудом понимаю смысл фразы, – соврал Паркер. – Могу лишь предположить, что никто не хочет, чтобы Орк покинул Окситанию.
– Вы серьезно?
Несколько мгновений Филип молчал, медленно, маленькими порциями выпуская воздух, а затем, словно одержав победу в неслышном споре, спросил:
– Фаусто, вам знакомо понятие «национальный герой»? – и не дожидаясь ответа, продолжил: – Так вот, Орк – национальный герой Окситании, и здесь есть люди, которые видели его лично, слушали его лично и делали то, что он приказывал. Делали все, что он приказывал, и поняли, что все его приказы, даже самые жестокие, были оправданны и помогли выжить. Орка считают национальным героем, потому что он сплотил людей и дал им надежду.
– Каким образом?
Паркер запнулся, сомневаясь, стоит ли отвечать на провокационный вопрос, затем вспомнил, что разговор не записывается, и произнес:
– Орк без обиняков сказал людям, что есть ценности, которые нужно защищать: независимость, традиции, свобода. Причем защищать не на словах, но силой, в том числе – убивать за них. И если надо – убивать жестоко, чтобы преподать урок. Окситания началась с того, что трусливые мужчины, которых насиловали, грабили и убивали, у которых беззастенчиво отбирали имущество, жен и детей, отбирали право на жизнь и будущее… Однажды эти трусливые мужчины увидели смеющегося Орка. Смеющегося над ними. И устыдились того, какими стали. И пошли за ним. Такова история здешних мест, Фаусто, ее не изменить.
– Вы верите в эту чушь?
Паркер откинулся на спинку стула, несколько секунд буравил Конелли взглядом, а затем неожиданно рассмеялся и с легким превосходством, как взрослый – ребенку, ответил:
– Нет, Фаусто, я в эту чушь не верю: я все это видел своими глазами.
– И Орка? – растерянно спросил Конелли.
– И Орка, – подтвердил Паркер.
– И что вы о нем скажете?
– Только то, что уже сказал: Орк пришел навсегда. Он не из тех, кто сдается, и обязательно сделает то, что задумал.
* * *
Вашингтон
округ Колумбия, США
– Все готово? – очень холодно спросил Томази, глядя на улыбающегося толстяка.
Сегодня, как и всегда, Джанлука был одет в элегантный костюм, белоснежную сорочку и галстук и выглядел на фоне неопрятного Бобби знаменитым актером, случайно забредшим в техническую службу… Впрочем, если вдуматься, так оно и было.