— Владельцем девяноста восьми процентов акций “Дайвера”, — проговорил Крахмальников медленно, — является государство.

— Ха! Ха! — выкрикнула Загребельная. — А почему не двухсот? Что за бред, Леонид Александрович?! Яша, скажи ему! Что ты молчишь?!

— Леня, она права. Уралец отдал акции мне.

— Когда? — улыбнулся Крахмальников.

— Три часа назад. — Гуровин лукавил, но только чуть-чуть. Да, он так и не дозвонился до Тимура. Но ведь тот твердо обещал.

Крахмальников спросил как раз об этом:

— И у тебя есть документы?

— Какие документы? Они в Екатеринбурге. Мы созванивались…

— А у Дюкова есть.

Загребельная ошалело переводила взгляд с Крахмальникова на Гуровина:

— Какие документы? Какие документы?

— Факс. Пришел еще утром. Пинчевский продает свои акции государству.

— Ага) — обрадовалась Загребельная. — “Продает”! Значит, еще не продал! А нам… Якову Ивановичу обещали три часа…

— Погоди, Леня, ты сказал — девяносто восемь. А Казанцев?

— Вот с Казанцевым точно уже все решено. Он отдал акции в управление.

— Яша, срочно звони Пинчевскому. Срочно, — схватила трубку и стала совать ее в руки Гуровина Загребельная.

Тот послушно набрал номер.

— Алле, — ответил сонный голос.

— Тимур? — спросил Гуровин хрипло.

— Да. Это кто?

— Гуровин беспокоит. Я хочу вам сообщить, что… — он покосился на Крахмальникова, — наша договоренность выполнена. С нашей стороны.

— Что? Вы нашли Алика?

— Да! Да, нашли!

— И где он?

— Он… — Гуровин снова посмотрел на Леонида. — Он убит.

В трубке долго молчали.

— Кто убит? — спросил Крахмальников. — Булгаков?

Гуровин кивнул.

— Это правда? Это вы сделали? — спросил Тимур.

— Можно и так сказать, — соврал Гуровин.

— Вы лично?

— Это не телефонный разговор.

— Я проверю.

— Конечно-конечно. Но теперь очередь за вами.

— Что вы имеете в виду?

— Мы говорили об акциях.

— Ах, это… Получите вы свои акции, что вы волнуетесь. Тимур сказал — сделал.

— Извините. Мне очень неловко, но я все-таки спрошу. До меня дошли слухи, что якобы вы вчера отправили факс в администрацию президента…

— Вот суки, — неизвестно кого обругал Тимур. — Это липа.

— Это липа! — озвучил Гуровин, прикрыв мембрану рукой.

— Акции будут ваши.

— Это слова, понимаете? А от этого много зависит.

— Что зависит?

— У нас сейчас будет собрание. Из администрации президента поступил приказ — меня уволить. Если акции у них, то они в полном праве.

— А как же демократия? — хохотнул Тимур. — Что, коллектив проголосует против тебя?

— Я не знаю.

Опять на том конце провода повисла пауза. Гуровин поспешно полез в карман, зачем-то достал ручку, снова спрятал ее.

— Так сделаем. Мы тут на Урале демократы. Если тебя народ не захочет, акции продадим президенту. Если оставит — пакет твой.

И гудки.

Гуровин положил трубку.

— Ну что? — спросила Загребельная.

— Нет, это невозможно, — развел руками Гуровин. — Ведь он твердо обещал, а теперь снова какие-то условия.

— Какие, какие условия?

Гуровин даже не взглянул в ее сторону:

— Леня, ты будешь голосовать против меня?

— Да.

— И ты забыл, что я тебя вывел в люди, что я тебя… — Яков Иванович осекся. — Тогда все. Пинчевский сказал: если против меня будет коллектив, то они отдадут акции государству.

Загребельная тяжело оперлась на стол.

Крахмальников встал.

— Яша, уйди сам, — посоветовал он.

Едва вернувшись, Альберт Захаров и Антон Балашов уселись писать репортаж для ночного эфира. Антон выглядел совсем неважно: разбитая губа, выбитые зубы, синяк под глазом, распухшее ухо. К тому же дикая головная боль.

— У тебя сотрясение, — диагностировал Червинский, выслушав рассказ об избиении. — Ты зря мотаешься. Тебе лежать надо.

— Завтра ляжет, — ответил за Антона Захаров. — Сегодня выдаст сенсационный номер, а завтра — на больничный.

Заглянул Крахмальников. Он искал Аллу, ему сказали, что она где-то на студии.

— Леонид Александрович! — окликнул его Лобиков. — Ас вами что?

Крахмальников потрогал разбитую губу. Совсем об этом забыл.

— Упал.

— Вы же не видели! — вскочил Антон. — Посмотрите!

— А ты где пропадал? Из музея звонили.

— Он герой сегодня, Леонид Александрович, — вступился Альберт. — Самого Учителя брал.

— А Альберт мне помогал.

— Ну! Блок-бастер прямо! — захохотал Альберт. — Мне Гуровин велел разыскать Учителя, вот и…

— Какого учителя?

Крахмальникову прокрутили снятый Иваном Афанасьевичем материал.

— Да уж, денек сегодня. Сплошные сенсации.

— Так это ж классно! — воскликнул Захаров. — Вот это и есть телевидение. А то в новостях идет одно и то же: приехал-уехал, депутаты проголосовали… А такого материала, как мы привезли, ни у кого нет и не будет.

— Это точно, — кивнул Крахмальников.

— Мы сперва хотели его загнать кому-нибудь, а потом подумали: пусть лучше у нас пойдет в спецвыпуске, правильно?

Крахмальников усмехнулся:

— Правильно. Значит, так, к ночному выпуску давайте репортаж, а потом сделаете передачу.

Он понял, о ком на самом деле спрашивал Гуровина Тимур.

Ах, Яша, Яша…

…Аллу Крахмальников нашел в буфете. Та была пьяна и как-то излишне весела.

— Пойдем, — позвал ее Крахмальников. — Мы не договорили.

— Нет, Леня, мы договорили. Мы все договорили, а что не договорили.., тс-с, — приложила она палец к губам.

— Леонид Александрович, вы покушать? — выскочила из подсобки буфетчица.

— Нет-нет, мы уходим.

— Да ничего, сидите.