Так, уже при переходе от средневекового общества к раннебуржуазному можно отметить создание новых дисциплинарных пространств производства «человеческого». Появление театров, организация выставок, концертов, открытие книгопечатания и газетно-журнального Дела — все это потребовало человека нового типа, зародившегося в социальной общности, которая может быть названа публикой. Публика в театре, читающая публика, публика, обсуждающая в кофейне новинки литературы, вырабатывает общие смысл и вкус, которые становятся критериями рациональности и одновременно условиями единства. Эти новые пространства приходят на смену церкви и продуцируют коллектив индивидов, руководствующихся в своих действиях общим здравым смыслом, который философы назвали рассудком и потом дополнили разумом.

Так был открыт путь к созданию небольших групп и сообществ, в которые индивид входит в зависимости от своих частных интересов. Это, в свою очередь, привело к изменению формы организации общественного порядка, который теперь строится на принципах равенства, взаимного признания, мирного сосуществования и терпимости. Планы городов, архитектура и дизайн создают условия для существования независимых индивидов. Вслед за улицами и скверами появляются кафе и бары, где люди могут собираться небольшими группами и обсуждать различные частные и общественные вопросы. Изменилась архитектура жилищ. В буржуазном доме появляются не только отдельные спальни, но и салоны, куда собирается для общения самая разнообразная публика. Это приводит к изменению обстановки, в частности, к изготовлению более уютной и удобной мебели.

Индивидуализм и принцип дистанции породили встречное движение — поиск контакта. В XIX в. это желание чувствовалось особенно ясно, и поэтому литература проникнута поисками форм общения. На сцену выходит любовь, имеющая новое обличье и уже не сводимая к супружеству, приобретающая все более причудливые формы сексуальности. Столь же напряженно переживается конфликт города и индивидуальности. Ищущий независимости человек, попав в город, остро чувствует свое одиночество и индифферентность других. Город живет скоростью и многообразием контактов, но они не дают удовлетворения человеку, ибо являются слишком быстрыми и вместе с тем поверхностными. Несмотря на то, что жизнь в городе бьет ключом, он является мертвым. Реклама, зрелища интенсифицируют зрение и будят желания, однако за всем этим скрывается глубокая апатия. Может быть, этим и объясняется тот факт, что в Лондоне — одном из первых городов современного типа — не было революций? Индивид в поисках телесной энергии ищет душевного, а не политического единства. Буржуазные семья и жилище привели к глубоким изменениям психологии человека. Описанные Фрейдом комплексы бессознательного нередко понимаются как врожденные. Но на самом деле они — следствие новых дисциплинарных пространств, в которых происходило формирование человека.

В поэзии символистов главным качеством современности является скорость. Будучи следствием технических инноваций, она порождает чувство истерии. Поэтому техническая мысль вынуждена была дополняться поисками комфорта, который ассоциируется с покоем. Сочетать как можно более быстрое передвижение с пассивностью и покоем — такова задача и требование эпохи. Путешествие в одиночку, пассивное сидение и глазение по сторонам как форма отвлечения или компенсации за утомительный переезд — вот чего желал предприимчивый индивидуум, вынужденный путешествовать. Стремление к комфорту нельзя объяснить и без учета длительности рабочего дня. Рабочие на заводах и клерки в конторах проводили, одни стоя, а другие сидя, от пятнадцати до десяти часов в полусогнутом состоянии. При этом всеобщим настроением было стремление работать как можно дольше, чтобы зарабатывать деньги. Однако предприниматели скоро заметили, что результаты труда рабочих выше, если они имеют день отдыха. Исследования физиологов также показывали, что небольшие перерывы необходимы для восстановления работоспособности организма. Стремление к эффективному отдыху, необходимость удобств при поездке на работу, потребность в развлечениях — все это оказалось частью экономии труда и перестало быть излишеством.

Прежде всего произошло изменение обстановки дома: появилась такая важная ее часть, каким является кресло. Античные граждане в официальных пространствах, на площади, стояли, а дома, во время пира — лежали. Стоящее тело — «патетическое», а лежащее — «апатическое» — покоящееся. Кресло было сакральным устройством — троном, а сидение — тяжелой обязанностью царя или верховного жреца, охраняющего покой и порядок мира. В средние века сидение на лавках было обычным, но стул был не столько удобным, сколько привилегированным местом. Существовала строгая иерархия сидящих и стоящих. В эпоху Просвещения стулья и кресла стали предметом обычной обстановки и при этом совершенствовалось устройство их спинки и подлокотников, которым придавалось столь же важное значение, как и сиденью. Кресло как предмет обстановки салона проектировалось для удобства общения так, чтобы сидящий мог поворачивать голову и обращаться к другим сидящим возле него. В середине XIX столетия широко распространились кресла, которые и получили название «комфортабельных». Они были более громоздкими, чем легкие салонные кресла XVIII столетия, зато обеспечивали удобное положение, нечто среднее между сидением и лежанием. Эти кресла создавались уже не для того, чтобы обеспечить свободу движения, а исключительно для глубокого покоя. Их главная особенность — это мягкое сиденье, удобные спинка и подлокотники. Нагрузка равномерно распределяется по всему телу, обеспечивая отдых ногам и спине. В таком кресле человек имел возможность снять напряжение и расслабиться. Значительные изменения произошли и с офисной мебелью, которая делалась все более многофункциональной, и, например, рабочее кресло путем небольшой регулировки позволяло сделать его удобным как для работы, так и для отдыха. Аналогичным образом комфорт проник и в устройство туалетов, а также транспортных средств. Если раньше в повозках люди сидели на лавках, то постепенно в трамваях, метро, автобусах сиденья ставятся поперек и обеспечивают, во-первых, большие удобства, а во-вторых, возможность изоляции от других и прежде всего от пристального взгляда сидящих напротив. Планировка сидений в поездах вскоре была использована в кафе и барах. Постепенно исчезают большие столы, а просторное помещение разгораживается на отдельные «купе». Все это создает возможность уединения и вместе с тем оставляет возможность общения, т. е. реализует стремление человека к автономности и потребность в дистанцированном контакте.

Европейские кафе, как и наши кабаки, зарождались возле почтовых станций. Чашка кофе или стакан чая, заказанные путешественником, давали право разговаривать с другими. Посетители кафе — естественное продолжение публики: читателей, посетителей театров и концертов. Незнакомые и разные по социальному положению, возрасту и полу люди могли вступать в общение, обмениваться новостями, обсуждать различные проблемы. Газеты и журналы сделали кафе особенно активными местами формирования публики. В предреволюционный период в кафе обсуждались политические вопросы