В кухню ворвались спецназовцы и Углов. В прихожей страшно, как роженица, орала женщина.

— «Скорую» сюда, Рощук в перестрелке ранена! — крикнул Углов. — Дружище, ты-то как?

— Вроде нормально. — Колосов, все еще оглушенный, поднялся.

— Индивидуальный пакет сюда быстро, — скомандовал Углов. — Тебя надо перевязать, порезался ты, братишка.

Он пнул ногой Юргина. Тот захрипел, перевернулся и буквально завизжал от боли. Он был в звездно-полосатых американских плавках и белой футболке, видимо, действительно только-только с постели. Он зажимал рану на животе обеими руками. А оттуда сильными точками била кровь.

— Ну что, ушел от нас, скрылся? — спросил его Углов. В его глазах не было ни малейшего сострадания к поверженному.

— Врача мне.., я кровью истеку на хрен, — хрипел Юргин.

— Ничего, подождешь, не истечешь.

— Да я подыхаю.., давай «Скорую» сюда мне!

— Я сказал, подождешь. Видишь телефон, мне только номер набрать, «Скорая» уже у подъезда. Тамарку твою сейчас заберут, но к тебе я врачей не допущу, пока всей правды мне не скажешь. — Углов склонился к Юргину. — Что, молчишь? Убийство в Старой Пристани твоих рук дело?

— К-какое уб-ббийство? — Юргин захлебывался кровью. — Я сдыхаю, в натуре, начальник, ты что?!!

— Убийство банкира Мужайло и его семьи? Правду говори! Не хочешь? Ну, тогда подыхай, мне молчальники не нужны.

— Ну, мое это.., я это, я.., мы вместе, втроем.., я не хотел их всех кончать, так получилось. — Юргин задыхался, хватаясь за живот, корчась на полу кухни среди разбитой посуды. — Я не хотел. Суслик обещал, что все тихо будет, мы только сейф вскроем, и все…

— Он тебе помогал — Суслов, охранник Мужайло?

— Да, да!

— Это ты его надоумил устроиться в банк с Тамаркиной рекомендацией?

— Да! Я! «Скорую» вызывай, начальник!

— Мы не все еще вопросы выяснили. — Углов был сама неумолимость. — Кто там в доме стрелял из пистолета с глушителем, кто убил Мужайло, его жену, его мать-старуху, детей?

— Ну, я стрелял, я! Я не хотел.., так вышло, что всех разом пришлось кончать!

— А за что ты убил Суслова?

— Он раскис. Он сам, падаль, напортачил, а потом раскис, слюни распустил, щенков этих малолетних пожалел, начал заступаться, пистолет у меня вырывать. Мне пришлось и его.

— А за что ты убил Макарова?

— Он бы мне Суслика не простил, они ж друзья были. Начальник, умираю я, врача мне давай!

— Дам, когда скажешь, где деньги, которые вы взяли там, в доме, из сейфа. Сколько там осталось от восьмисот тысяч? Вы ведь не все еще с Тамаркой успели потратить, а Жора?

— Она, Тамарка, скажет. Она все знает! — взвыл Юргин, харкая кровью. — Она скажет, если не сдохнет, шлюха подзаборная! Это из-за нее я тут… Она во всем виновата. — Ладно, сволочь, будет тебе врач. — Углов набрал номер. — Пусть врачи сюда поднимутся, можно. Благодари бога, Жора, что никого из моих ты сегодня здесь не положил. Это вон его, коллеги нашего московского, во многом заслуга. — Он покосился на Колосова. — Наши пули тебя не достали, зато вон его мимо не прошла.

Колосов долго вспоминал взгляд, которым наградил его с пола окровавленный Юргин, — этот взгляд, казалось, мог прожечь насквозь, как серная кислота. А потом появились врачи.

Увидев Никиту Колосова в таком виде на работе в главке — с ссадинами на лице, с забинтованными руками, — Катя потеряла дар речи. Вот такой он вернулся из города на Волге?! В какую передрягу он там попал?

На ее умоляющий отчаянный взгляд он ответил коротко, по-мужски: «Со мной все нормально». Потом, помолчав (они встретились в коридоре розыска, кругом были люди), добавил тихо: «А его я чуть не убил».

— Кого — его?

— Посиди тут минуту, мне надо к шефу. — Он открыл свой кабинет. — Сейчас я приду.

Ожидание показалось Кате бесконечным. Наконец он вернулся.

— Можно я закурю, Катя?

— Никита, что случилось в Волгограде?

Он начал рассказывать. В кабинет то и дело заходили, заглядывали сотрудники отдела убийств, что-то спрашивали, перебивали — как же, шеф вернулся! У Кати голова шла кругом. Колосов называл совершенно незнакомые фамилии — Суслов, Макаров, Рощук, Юргин. Рассказывал про дом Мужайло на берегу Волги, про пустой сейф, про какую-то банковскую проверку, про липовые рекомендации охранного агентства, про засаду на улице Красной Армии, про штурм.

— Я его чуть не убил — Юргина, Жору Хабаровского, — повторил он. — Выстрелил ему в живот. Хотел было соврать сам себе, что целился в ногу, но… Нет, Катя, себя не обманешь. И на этот раз я опять пошел по пути наименьшего сопротивления: стрелял наверняка.

— Что ты болтаешь? Ну что ты такое болтаешь?! — воскликнула Катя. О, она слишком хорошо помнила эту фразу про «наименьшее сопротивление»! Это уже было однажды — вооруженное задержание, выстрел. Колосов убил того, кого они задерживали. Это был солдат-дезертир из воинской части, сбежавший с автоматом, успевший на момент схватки с милицией уже ранить троих гражданских. Колосов застрелил его в ходе штурма заброшенной фермы, где он прятался. Прокуратура тогда признала применение оружия вполне правомерным, однако…

Катя слишком хорошо помнила, что было с Никитой после того, как труп дезертира, которому было всего девятнадцать, отвезли в морг, после опознания и доклада руководству результатов, после формального допроса в прокуратуре по обстоятельствам организации операции по задержанию. Она увидела Колосова тогда таким, каким его не должен был видеть никто и никогда. Каким вообще сотрудника милиции, сыщика-профи посторонним видеть не положено. Самое страшное было в том, что он был тогда совершенно трезвый. Если бы напился, было бы лучше, проще. Но он не напился. Она не сразу даже его заметила, когда вошла к нему в кабинет — был поздний вечер, главк давно опустел. Он сидел в кабинете на полу у стены. Весь окаменелый. Ни слова не отвечал ей. Она хотела помочь ему подняться с пола, но он оттолкнул ее от себя. С силой ударился затылком о стену, словно хотел раз и навсегда выбить из себя то, что стояло у него перед глазами…

Они с Катей потом никогда об этом не говорили. Это была запретная тема. Скорая психиатрическая, слава богу,

Не потребовалась. Роль психотерапевта сыграла тогда Катя. С трудом, ох, с каким же трудом… И сейчас, видимо, тоже следовало приступать к лечению застарелой болячки, иначе…

— А как же ты должен был поступить? Свой лоб под пулю, что ли, подставить? Вот было бы славно, да? — резко спросила она (нет, нет, только никаких сантиментов сейчас, иначе та грань снова будет нарушена! И тогда может снова грянуть взрыв). — Ты что же, должен был там, в квартире, дать себя убить этому проклятому Юргину?! Да кто он вообще такой? При чем тут вообще эта волгоградская история? Этот чертов разбой? Он только спутал нам тут все карты!