Неслышно появилась Май, поставила на столик пепельницу, поклонилась и вышла пятясь. Бесто молчал, пока Артур раскуривал трубку, только снова зыркнул на Марийку, когда она достала сигареты. Определенно, он не умел относиться к женщинам как к людям. И все-таки Май остается в его Стаде, и наверняка она там не единственная родом из Иду.

– А ты прав, – заговорил Бесто после долгого раздумья, – любовь, деньги – это тоже вроде все хотят, но если любовь настоящая, то ради нее отдадут любые деньги, а чтобы ее спасти, если что, от нее же и откажутся. Даже присказка такая есть, типа это для твоего же блага. А у живых еще и родители, и дети, за их безопасность что угодно отдадут. Ганко на этом деле срубает чуть не больше, чем на Жертвах. На выкупах, – объяснил он. – Кого не выкупают, он сюда привозит, но за тех, кого выкупают, получает больше, чем за тех, кого в Песках продает.

Артур снова напомнил себе, что упыри не люди. И мысленно поблагодарил Ойхе, которая приказала отпустить Жертв. Хоть кого-то удалось спасти.

Бесто вспомнил о том же, о ста двадцати семи пленниках, которых пришлось отправить обратно к живым.

– С тебя спросят за Жертв, – предрек он, – еще и за них захотят что-нибудь. С теми, которые у меня были, ничего делать пока не начали, так что я недорого возьму. Один демонический саол за всех троих. А кто-то своих уже обработал, процесс пошел. Обработанные куда дороже стоят. У Нойты вообще четверым до перерождения сутки оставались, а Ойхе сказала, кого по домам вернуть нельзя, тех добить. Ух, Нойта и зла. Твое счастье, что она у себя, в Оороге, а то не видать бы тебе земли в Вирре: она б сама ни клочка не продала и остальным бы мозг прогрызла, чтоб не продавали.

Вирра, столица княжества Оорог, от Песков недалеко, от Ренатира – ехать и ехать, и все-таки из Оорога в Тагар приезжали и люди, и вампиры. В великолепной Вирре, самом высокогорном городе Ифэренн и его финансовом центре, отчаянно не хватало Бога.

Хадаморх, ее творец и владыка, даже не пытался делать вид, будто его интересуют люди. Он, в отличие от других князей, вообще никак не проявлял себя в Ифэренн. Это, пожалуй, и к лучшему, потому что сутью Хадаморха была война, и благодаря его равнодушию Ифэренн не знало, что такое войны. Но обитатели Оорога, и живые, и мертвые, молились не своему князю, а Луне или Ойхе, зримо присутствующим повсюду, и искали кого-то, кому будет до них больше дела, чем чужим княгиням.

Те, кто приехал в Тагар, нашли. В Оорог из Ренатира возвращались немногие. В Вирре нужен был храм, там он был нужен в первую очередь. Как же неудачно вышло с этой Нойтой. И для Жертв неудачно. Хотя, что значит перерождение? Может, смерть для них все-таки лучший выход?

– Я ничего не знаю о Жертвах. Если ты расскажешь больше, возможно, я придумаю, чем заплатить за них, чем-нибудь лучше саолов. – Артур выдохнул дым, ноздри Бесто дрогнули, вампир поморщился было, но вроде счел, что запах не такой уж противный.

– Лучше демонических саолов ничего нет, одного хватит, чтобы все мои машины на полгода заправить, а у меня гараж, знаешь, не маленький. Но Жертвы нам дают то, что за деньги не купишь. И всем княжествам, кстати, тоже, – рыкнул Бесто, вдруг разозлившись, – вольно им там базлать, Пески то, Пески это, Пески хуже Нижних Земель. Но Ойхе-то, – он подавил еще один рык, – она-то знает, что Нижние, вон они, сто километров в пустыню, и прямиком в Приграничье приедешь. И знает, что оттуда прет день и ночь. Так какого хрена Жертв отпускать, когда у нас каждый аждах на счету?

– Если бы здесь были Жертвы, мы бы не договорились, – сказал Артур честно, – и даже хуже, мы могли бы поссориться. А мне хватает будущей войны с князьями, война с вампирами точно не нужна. Что такое аждахи и что там в Приграничье?

– Аждахов мы делаем из Жертв. А в Приграничье жэрцы. Какая-то нечисть, они там сами заводятся, как мыши в грязи, – ответил Бесто, выдав еще кусочек информации о себе, о том, что он застал времена, когда у людей были более простые представления о мироустройстве, в частности, о мышах. – Из Нижних воняет так, что в Приграничье только демонам хорошо было бы, но жэрцы и демонов жрут, аж хрумкают. Так что демоны туда не суются. А дырка здесь, – он махнул рукой, очертив линию вдоль далекого побережья, от условного севера к условному югу, – куча дырок, одни закрываются, другие открываются, и жэрцы оттуда лезут и лезут. Те, что через пустыню проходят, ползут в княжества. Считается, что это духи из Немоты, да хрен-то там, что мы, тех духов не знаем? – Он с досадой ударил кулаком в пол. – Жэрцев считают духами, потому что они нас не жрут, а духи типа с нами тоже дружбу водят. Но они нас не жрут потому, что им живое нужно. Демоны знают, ясное дело, демоны потому Пески до сих пор и терпят, что мы убиваем нечисть из Приграничья. Не станет нас, жэрцы по всем княжествам расползутся, а отменить это, закрыть дырки навсегда, будто их и не было, князья не могут, потому что Пески – часть Немоты. Здесь музыки нет… – Бесто быстро взглянул на Артура, – я тебе про музыку не буду объяснять, это долго. Люди ее не слышат, так что…

– Я слышу, – сказал Артур. – В Пентаграмме есть музыка.

Бесто кивнул и показал клыки в короткой улыбке:

– Это Моартул и Ойхе. Не знаю, откуда у них музыка, они люди, не демоны, но вот, сделали, чтоб и у нас ее немного было. Короче, мы убиваем жэрцев, а лучше всего с этим справляются аждахи. Они живые, нечисть на них сама идет, даже искать не надо. Десяток аждахов и боевая стая уходят к дырке, все, что из дырки лезло и расползалось по пустыне, ломится к аждахам, а там, как пойдет. Получится всех перебить, дырка на какое-то время опустеет, а у нас прибавится экзот-саолов, не получится… списывай десяток аждахов, жди, пока сделают новых. Ну и пока бойцы исцелятся. А от тех ран, которые жэрцы наносят, вампиры лечатся долго. Как люди. Кровь не спасает, только магия, или ждать, пока само зарастет.

– Аждахи – измененные люди?

– Когда они аждахи, они уже не люди, – ответил Бесто, – перерождение долго идет, люди в них умирают куда быстрее. А когда оно заканчивается, аждахи уже и с виду на людей не похожи. Они ничего не боятся, всех ненавидят и хотят все убить. Все, что двигается, кроме нас, нас они любят. Больно им не бывает, смерти они не понимают, дерутся, почти как мы, и лечатся быстро. Жрут что попало, тоже удобно. Дрессируются хреново, но для дрессировки есть особые дайны. Короче, Убийца, чтоб создать аждаха, надо замучить живого до смерти, но не убить. И это, чтоб ты знал, целое долбаное искусство. Живые не очень-то выживают, из пяти Жертв хорошо, если одна аждахом становится.

Так это у него прозвучало, устало и зло, что Артур чуть не посочувствовал. В самом деле, легко ли людей до смерти умучивать, да так, чтоб не умирали?

Он вспомнил Волка, вот бы кто пригодился в Песках, вот кто мастер. И тут же перед глазами поднялся до небес свет Пентаграммы. Коленопреклоненные упыри, тысячи их, сотни тысяч, от горизонта до горизонта, и залитый сиянием Пентаграммы светловолосый парень с эльфийскими дикими глазами. Он улыбается, он говорит с мертвыми, и каждый из них, из этих тысяч, счастлив, что слышит хозяина.