— Мы обращались к богам, — глухо молвил Атей, избегая моего взгляда, — спрашивали о причине постигшего нас несчастья…

— И? — Ну зачем я это спросила, ведь ответ и так явно читается на всех обращенных ко мне лицах…

— Причиной названа ты.

Только сейчас я заметила, что народ не просто смотрит на меня. В мою сторону направлена целая куча кристаллов. Они, эти кристаллы, сидели на огромных посохах и на небольших жезлах, на кольцах, на рогах, в кулонах и еще черт его знает где! А Атей тем временем не просто сжимает мне плечо, он уводит меня из круга, незаметно прикрывая собой.

— Но я не делала этого!

— Боги не ошибаются… Но потом мы попросили помочь нам бороться с напастью, чтоб они подсказали или прислали к нам защитника…

— Ну как мне вам доказать, что я ни при чем?

— И в это время прямо на жертвенный камень свалилась ты. — Похоже, он завершил свой маневр, так как я оказалась прикрыта от большинства сидящих. В сторону же остальных был направлен, как бы случайно, атеевский посох. — И теперь осталось понять, — его голос стал громче, и я поняла, что он обращается не ко мне, — боги тебя прислали, чтобы мы совместными усилиями тебя покарали? — Среди присутствующих поднялся одобрительный ропот. — Или ты и есть тот самый защитник?

Видимо, главные слова были произнесены, потому что Атей обвел вокруг нас круг посохом, и мы оказались заключены в сверкающую сферу.

— Я не позволю никому причинить вред этой девочке, — он стукнул посохом, и из его навершия хлестануло пламя, — пока мы точно не убедимся, что она и есть враг! — И, помолчав немного, добавил так тихо, что даже я засомневалась, были ли произнесены эти слова: — Да и тогда не позволю…

Прямо перед коконом возник человек с медвежьей головой. Он, буравя меня злобными красными глазками, заговорил, половину слов прорыкивая:

— Куда уж ясней, ты сам видел призрачное видение, — он махнул в сторону небольшого озера, которое я заметила только сейчас, — причина она — больше некому.

— Причина — да, но вот виновница ли?

— Многоуважаемый Атей, я не подозреваю вас в пособничестве только из уважения к вашим годам.

— Тогда, может, из уважения к моим годам вы, не менее уважаемый Берендей, согласитесь принять вызов на Божий суд.

— Божий суд? — Медведоглавец даже задохнулся от удивления. — А в чем суть спора?

— Я считаю, что надо еще раз воспросить у богов, виновна ли эта девица.

— Да чего спрашивать, и так все понятно, — закричали со всех сторон.

Атей, не обращая на это внимания, продолжал сверлить глазами того, кого он назвал Берендеем. Тот, постояв так же молча, отвесил низкий поклон и отошел в сторону.

— Вызов принят, — звонко крикнул кто-то слева.

Тут же началась суета. Если часть волхвов оставалась сидеть, не спуская с меня взгляда, то другая принялась готовить ринг. Освободив небольшой пятачок земли, метров пять в диаметре, не больше, они обложили его тлеющими углями. Откуда-то появился черный петух, которому тут же отсекли голову и пронесли по кругу еще трепыхающееся тело, орошая землю дымящийся кровью. Потом в круг вышел такой же дряхлый, как Атей, дед и начал сыпать мелкий, сверкающий в свете звезд и горящих факелов песок, рисуя им фигуру, напоминающую свастику. В конце концов, границу круга обозначили факелами, которые ярко горели почему-то пурпурным огнем.

— Ристалище готово! — крикнул все тот же молодой голос.

Атей, посмотрев на меня, еще больше уплотнил защиту, обведя вокруг первой сферы навершием. Потом воткнул посох рядом со мной. И, не торопясь, пошел в сторону ринга. С другой стороны так же неторопливо приближался медведоглавец. Они одновременно шагнули на площадку и встретились ровно посередине. Берендей, со своим немаленьким ростом, наверняка намного превышающим два метра, и соответствующей медвежьей голове мускулатурой, мог претендовать на роль рестлера, а вот Атей в своем нынешнем дряхлом обличье…

Оба бойца крепко обхватили друг друга за плечи, и я зажмурилась от страха. Если не считать небесных колокольцев, то тишина стояла гробовая. Через пару минут я открыла глаза — волхвы так и стояли, крепко уцепившись друг за друга. Смысл противостояния стал мне понятен только минут через пять, когда я заметила, что медведоглавец стал как будто ниже ростом. Оказалось, что он по колено вошел в землю. Так вот что означали их странные объятия! Они вдавливали друг друга в каменное основание горы! Сейчас Атею приходилось тяжело, его ноги по щиколотку погрузились в камень. Так, с переменным успехом, борьба продолжалась никак не меньше часа. И только когда Берендей стремительно погрузился сантиметров эдак на тридцать и оказался по пояс вдавленным в землю, все и закончилось.

Стоящие тут же люди, не иначе что-то типа рефери, помогли поединщикам выбраться наружу. Все в той же тишине Атей подошел ко мне и стал рядом.

— У кого-нибудь есть сомнения в ответе богов? — Он обвел взглядом собравшихся.

Судя по тому, что в ответ не прозвучало ни одного выкрика, сомневающихся не нашлось.

— Тогда я предлагаю сформулировать вопрос следующим образом, — он на секунду задумался и посмотрел на ночное небо, — кто уничтожает охранительных духов в нашем граде? Пусть направят свой указующий перст на того злодея.

Кругом согласно закивали. К каменной чаше, возле которой я вывалилась из дерева неимоверной толщины, подвели неведомо откуда появившихся зверей. Теперь это были чисто черный и абсолютно белый быки, черный и белый лебеди и такие же овцы. Трехглазый многорукий человек с белой, похожей на гипсовую, кожей взял в каждую из трех пар рук по зазубренному ножу с необычным ягодно-красным лезвием и начал исполнять странный танец.

С быстротой молнии он совершал незаметные глазу движения под распевный речитатив окружающих. Руки, как взбесившиеся змеи, проделывали несвойственные анатомии человека жесты. Темп речитатива увеличивался, вместе с ним нарастала и скорость танца. Словно попав в зависимость от этого завораживающего кружения, земля начала подрагивать в такт. Звезды замигали, вторя многорукому танцору. Волны на спокойном до сих пор озерце тоже вспенились и хороводом понеслись вдоль берега, оставив тем не менее середину все такой же ровной. Казалось бы, танец больше не может ускориться, но нет! Звук голосов слился в один сплошной рев, а на месте танцора виднелись только неясные росчерки ягодного цвета…

И вдруг все мгновенно стихло. Многорукий остановился, поджав ступню за коленку[51] и так застыв. Волны с плеском вернулись в озеро. Земля, как будто набрав полную грудь воздуха, замерла. Звезды, вспыхнув, погасли, словно задутые чьим-то дыханием свечи. На небе осталась сиять одна только луна. Находящиеся возле алтаря жертвенные животные еще какое-то время постояли, блестя живыми глазами, а потом враз повалились, ощерившись вскрытыми непонятно когда горлами над самой чашей. Дымящаяся кровь, едва достигнув дна, вдруг фейерверком взметнулась выше кроны дерева.