к сведению, и попробовал разбудить Ольгу. Пользы от этого было ни на грош, девушка крепко спала, да что-то бормотала. Тогда Святослав извернулся, подсунул руку под девичьи ноги и поднял колдунью над землей. Чуть пошатнулся он на затекших ногах, но все же устоял и поплелся со своей ношей по протоптанной тропинке к выделенному им шатру.

Очаг внутри, оставленный без присмотра, совсем потух, и теперь в их нехитром пристанище было почти так же холодно, как на улице. Святослав уложил Ольгу на постель и попытался развести костер. Трясущимися мягкими руками дело шло совсем скверно, княжич ругался вполголоса, но от гневных слов костер и вовсе отказался разгораться. От чирканья кремня приоткрыла глаза Ольга. Поежилась, подобрала ноги под себя. Заозиралась по сторонам, пытаясь вспомнить, как она тут оказалась.

— Спи, сейчас огонь разведу, станет теплее, — обернулся к ней Святослав и принялся снова чиркать кремнем. Ольга кивнула и вытянула руку к сложенным в очаге поленьям. Шевельнула губами, шепнула чуть слышно, и взлетела в воздух охапка искр, заплясали на деревяшках язычки огня.

— Воздух еще нескоро прогреется, — сказала она, пряча руки в рукава теплого одеяния.

Святослав, недолго думая, сбросил с плеч теплый кафтан и укрыл им Ольгу. Девушка удивленно вытянула шею.

— А как же ты?

— Все хорошо, — махнул рукой Святослав. — Мне не холодно.

— Нет уж, мне глядеть на тебя морозно, — покачала головой девушка и, выпростав руку из-под теплой ткани, протянула ее молодому князю. То ли от холода, то ли от выпитой браги, но не тронула ее щеки и капля стыдливого румянца.

— А ты глаза закрой, и спи, — предложил ей юноша. Ольга только нахмурилась.

— Не противься, князь. Невеста твоя не обрадуется, если ты в сосульку тут превратишься, а мне потом ответ перед ней держать.

И правда, мороз уже начал кусать кожу своими острыми зубками. Стараясь не глядеть особо на девушку, влез Святослав под теплый кафтан. Вытащил руку, подтянул поближе одеяло, укутал их им сверху. Так и застыли, прижавшись друг к другу боком. Глядели, как разгорается костер.

— Хороший пир вышел, — чуть улыбнулась Ольга.

— Да уж, давно я так не веселился, — кивнул князь.

— Ну, свадьба твоя и того веселее выйдет, — ободрила его девица. Свят помрачнел.

— Если все еще получится.

— Конечно, получится, — возмутилась Ольга. — Ты глупостей-то не говори. Ни разу еще ни одна невеста у Кощея надолго не задерживалась. И твоя не задержится.

— Мне все кажется, что зря мы все это затеяли, — признался он. — Может, и не надо было тогда в Алую топь соваться.

— Ты что говоришь такое⁈ — вспыхнула Ольга, поворачиваясь к нему. Свят повернул голову, не в силах выдерживать пронзительный взгляд зеленых глаз, который словно прожигал ему кожу. И оторопел молодой князь, глядя на красивое лицо колдуньи. Плясали отсветы огня на тонких чертах, отблескивали жидким золотом на черных волосах, а глаза горели своим собственным огнем, как блуждающие болотные огни.

На мгновение у обоих перехватило дыхание, и оба подались друг к другу, словно один украл полагавшийся другой глоток воздуха и теперь пытался вернуть.

Руки сплелись, дыхание смешалось. На секунду отстранились юноша и девушка друг от друга, замерли на губах улыбки, но стоило встретиться двум горящим взглядам, потухло пламя. Оба тут же отвернулись, прижали пальцы к губам, где только что горел поцелуй, то ли чтобы стереть ощущение, то ли чтоб впечатать в кожу воспоминание.

Ольга развернулась всем телом и улеглась на бок, лицом к огню.

— Надо поспать, — выдавила она.

— Да, надо, — кивнул Святослав и улегся спиной к ее спине. — Это…

— Забудь, — попросила Ольгу и, закусив нижнюю губу, еще долго лежала с открытыми глазами, поддерживая горевшей в груди злостью на себя пляску огня на поленьях.

Но этого Милорада уже не увидела в колдовском зеркальце.

— Вот ведь змея подколодная! Ведьма проклятая, искусительница! — заверещала она и принялась носиться по всей комнате, без особой жалости сшибая все, что попадалось на пути. Вазы, шкатулки, милые безделушки — все летело на пол и разлеталось на мелкие кусочки. — А женишок-то хорош! Только за порог — и сразу в любые добрые руки отдаться горазд! Ненавижу!

— Ну-ну, в этом вся их порода, — ухмыльнулась Дана, глядя на страдания Милорады с сытым удовлетворением.

Кошка выгнула спину и боком поскакала на Дану.

— Это все ты! Не забрала бы у меня лицо мое прекрасное! Не похитила бы руки белые, не взглянул бы он даже на нее!

— Так ты думаешь? — скрестила руки на груди Дана, а в глазах ее плескалось искреннее умиление. — Хорошая моя, верность мужская, что ветер. Сегодня тут как тут, завтра — поминай как звали. Вот можешь ты удержать в белых руках ветер? Красотой его приковать?

— Врешь ты все!

— Конечно, а то я за сотню лет мужчин не перевидала. Все как один.

— Неправда!

— Ну, думай, как хочешь. Как надоест думать, спроси меня, что сделать можно, — мотнула головой довольная собой невеста и разлеглась на подушках, чтоб еще понежиться в объятиях сна.

— А что можно?

— Ну, всякое, — улыбнулась Дана, подзуживая заколдованную девицу. — Но падчерица кощеева хороша, ловко в паренька вцепилась, прямо почти тебе ровня.

Вспыхнула Милорада, выпустила когти и прошипела.

— Это она вся в мать свою.

— А кто ж ее мать? Никак, Василиса Премудрая какая-нибудь.

— Ты.

Глава 25

Влас долго шел прочь от долины, где расположилось волчье поселение. Он забрел достаточно далеко, чтобы власть ранней весны осталась позади с зеленой травой и холодным ветром, а под ногами снова захрустел снег. Молодой двоедушник оказался среди сугробов и торчавших из-под белых завалов черных камней-зубов. Ноги сами несли его вперед — через перевал, выше и выше, на горную площадку. Когда идти в человечьем обличии становилось совсем уж невмоготу, он перекидывался в волчье тело и легко взлетал вверх по камням, цепляясь за малейшие неровности. Морозный ветер пьянил не хуже браги, и Влас все рвался вперед и вверх, чувствуя себя птицей.

Эта упоительная свобода вскоре вытеснила все остальные мысли и чувства. К тому моменту Влас добрался до широко уступа на черном пике, достаточно широком, чтоб на нем можно было усесться и, свесив ноги, оглядеться. Облака висели совсем низко над головой, протяни руку — и ухватишь мягкий бок. Влас так и сделал, и грудь наполнилась щенячьим восторгом. Облако пробежало мимо, оставив на коже невесомое влажное касание, будто проводишь пальцами через ледяной туман. А Влас устремил взгляд дальше — на распростершуюся снежную равнину. Ту самую, через которую он