оставила свои перчатки. Поднялась, поклонилась горам, и только после этого обернулась к своим спутникам.

— Теперь можно идти.

Юноши переглянулись. В глазах у обоих читалось усталое: «не спрашивай, так надо». Они кивнули друг другу, Влас прибавил шагу, обогнал их и первым зашел в расщелину. Ольга развернулась боком и последовала за ним. Она осторожно приподнимала руки, пытаясь уберечься от острых камней. Следовавший за ней Святослав стянул свои перчатки из мягкой кожи и протянул их Ольге. Девушка попробовала было отказаться, но юный князь и слушать не стал. Просто впечатал перчатки в раскрытую ладонь, замершую в останавливающем жесте.

— Если упадут, оба с голыми руками пойдем, — предупредил он.

Кусачий холод, царивший в ущелье, не дал стеснению победить. Ольга благодарно кивнула и натянула перчатки. Они были велики, но зато еще хранили тепло чужих рук.

Эхо дыхания разносилось по расщелине, и словно в ответ до них долетал треск и звон — это откалывались и падали вниз куски наста, клацала об утесы каменная крошка, сдвинутая слишком сильным порывом ветра. Спутники старались быть как можно тише, но даже молчание полнилось звуками, до того оглушительно громкими, что казалось, что вот-вот сами горы обрушатся на них в наказание за потревоженный покой. Стоило только намеку на эту мысль появиться в их головах, все трое тут же гнали навязчивый образ прочь. И все же под кожей морозом разливался ужас, стоило только представить, как они втроем будут пытаться сбежать от стихии по узкой расщелине, где даже шагать скоро не получалось. Влас уже тысячу раз пожалел о том, что они не пошли по верху, но чутье вело его дальше, вперед, и он, как мог, сглатывал накатывавшую волнами панику.

Вдруг над головами раздался хруст. Мелькнула тень. Все трое остановились, задрали головы, задержали дыхание. Ничего. Только несколько комьев снега упали с гулким эхо.

— Далеко еще? — спросил Святослав.

— Я-то откуда знаю⁈ — шикнул Влас.

— Это уже не важно, — отметила Ольга, указывая наверх. Вереницей мелькали тени. — Нас будут ждать у выхода.

Интересно, сколько страха нужно натерпеться, чтоб перестать его испытывать? Чтоб нервное покалывание, разливающееся по коже, ощущалось не больше, чем зуд, который пройдет, если немного потерпеть? Каждый по-своему задавался этим вопросом, и каждый отказывался искать ответ. Завязавшийся в животе тугой комок нервов не давал сильно рассуждать. Мыслей хватало только на то, чтобы передвигать ноги, пробираясь вперед, и подбирать правильные вежливые слова.

Вскоре показался выход из расщелины. Солнце било лучами прямо в него, и казалось, что за узким коридором в каменной породе нет ничего кроме белого света. Но стоило троим спутникам вывалиться наружу и набрать полные легкие воздуха, зрение у них прояснилось. Они оказались в горной долине, и прямо у входа их окружили трое огромных волков.

Матерый, покрытый шрамами, одноглазый волк вышагнул вперед и обнажил зубы, зарычал. Троица подобралась, все встали плечом к плечу. Святослав, недолго думая, положил руку на рукоять отцова кинжала, но волк только предупреждающе рыкнул. Свят поднял ладонь.

— Братцы, — попробовал шагнуть к ним Влас, но Ольга и Свят схватили его за шиворот почти одновременно и потянули назад. Им не понять было разлившегося у него в груди пьянящего тепла, ощущения, что он наконец-то там, где должен быть.

— Вы совсем ошалели? — рыкнул Матерый. — Кто такие?

— Я Святослав, князь Дола, — шагнул вперед Святослав. — Кощей похитил мою невесту, и чтоб вернуть его, должен я привести ему конька, какие только в ваших горах водятся.

— А эти?

— Это Влас, он из ваших. И Ольга…

— Я от Кощеева двора, мириться пришла за батюшку моего, — вклинилась девушка. Матерый зашелся лающим кашлем.

— Всякого мои глаза навидаться успели, но такого… чтоб из-за той стороны реки к нам сам пришел один из наших! Чтоб кто-то решил для Кощея доброе дело сделать! Ха-ха-ха! А ты… ах-ха-ха-ха! — он задержал взгляд на Святославе, но даже выговорить и слова не смог.

Князь нахмурился.

— Позвольте нам пройти дальше.

— Позволю-позволю, — закивал волк. — Поведем вас прямиком в шатер к нашей княгине. Она со смерти своего отца не смеялась, а тут уж обхохочется.

Остальные волки похихикали, поддерживая своего предводителя. Тот вернулся взглядом к Власу.

— Ну а ты, коль наш, мог бы и перекинуться. А то ж наслово тебе кто поверит, кутенок?

— Да, как скажешь, барин.

И тут же волком обернулся. Глумление исчезло с морды Матерого.

— Ну и дела. Давайте за мной.

* * *

Величава была волчья княгиня. Высока, широка в плечах, чернява, в такие же черные меха облачена. С мечом наперевес вилась она вокруг деревянного чурбана, что только щепки в стороны летели. Правда, найти ее оказалось все ж непросто. В шатре, расположенном в долине между скал, где, казалось, во всю царствовала весна, ее не оказалось. Не дали чужакам расположиться, как гостям, повели дальше, в поселение. Часть жителей-двоедушников ходила в волчьем обличии, часть в людей перекинулась. Было тут все глазам Святослава и Власа знакомо. Народ таскал ведрами воду, бабы стирали, мужики дрова для костров кололи, да шкуры звериные выделывали, чтоб старые шатры залатать. У окраины раздавался железный звон, туда-то их и повел Матерый со своими соратниками. Там-то они и увидали женщину — ни дать, ни взять гора в человеческом обличии. Даже не увидав ее лица, захотелось склонить голову перед ней Ольге и Святославу. А Влас, лишь увидав черные с серебром волосы, встал как вкопанный, да язык вывалил. В нос ударил знакомый до боли запах, смесь молока и трав, в голове зажужжали мысли, как назойливые шмели, что кормились на клевере у их дома.

— Княгиня Гордана, к тебе с Кощеева двора, — окликнул Матерый.

Обернулась Гордана, обожгла пришедших глазами цвета меда, но застыл ее взгляд на молодом волке. Испарилась суровость с загорелого лица, взметнулись вверх густые брови, и тонкие губы прошептали лишь одно:

— Влас?

Хотел ответить ей тот, но вырвался из груди только щенячий скулеж. И, позабыв даже человеком обернуться, бросился он к ней. Зарычали волки, замерло все поселение, Ольга метнулась вперед, но Святослав удержал ее, сам не ведая, почему. Просто вытянул руку и схватил, не давая девушки унестись вперед среди волчьих спин и прижатых ушей. Вскинула руку Гордана, и одного этого жеста хватило, чтоб все остановились, а женщина упала на колени, обхватила черную волчью шею и принялась целовать покрытый шерстью лоб, пока Влас потявкивал и хвостом вилял.

Застыл волчий народ, глядя на это, а Гордана все продолжала волка чесать и целовать, словно никого вокруг них не было.

— Вот