Алиса закатила глаза:

– О-о-о… Виконт – само очарование, хотя науки занимают его куда больше живописи, дорогая.

– Я так и поняла. Однако на протяжении определенного времени его семья служит принцу верой и правдой.

– Веками, – протянула Алиса с американским акцентом. – Так уж устроена местная политика. Многие семьи снискали расположение княжеской четы. Семья Виктора – то есть виконта Д’Энрике, – всегда была правой рукой князя. Они с Альбером выросли вместе. Откровенно говоря… – на мгновение герцогиня замолчала и осторожно посмотрела в мою сторону, – до того как Альбер остепенился, он слыл завзятым кутилой и был почти неразлучен со своим названым братом. К счастью, с тех пор Альбер изменился в лучшую сторону. А вот Виктор, увы, неисправим.

Ирен одарила Алису вежливой и несколько отрешенной улыбкой. Я догадалась, что ее живой ум зацепился за крупицу полезных сведений, сорвавшуюся со словоохотливых губ герцогини, и теперь усердно перемалывает полученную информацию. Признаться, я не знала, что именно привлекло внимание подруги, но и неудивительно: такова участь тех, кто, в отличие от Ирен, не блещет умственными способностями.

В комнату вошла служанка:

– Доктор Хоффман, ваша светлость.

Хоффман вошел в комнату характерной для него энергичной поступью. Даже сейчас, на дружеской встрече, добрый доктор воспринимал окружающих с позиции своей профессии, мысленно отмечая симптомы и ставя диагнозы.

– Алиса! Ты чудесно выглядишь, но, кажется, переутомилась. Дорогая моя миссис Нортон, – он тепло пожал руку Ирен и, сузив глаза, впился в примадонну взглядом, – вы, очевидно, страдаете от бессонницы. Смею заверить, красота ваша не угасла, разве что чуточку… потускнела.

– Вы совершенно правы, господин доктор! – добродушно засмеялась примадонна. – В последнее время мне что-то не спится.

С этими словами подруга повернулась ко мне и заговорщицки подмигнула. Лишь у нее сей вульгарный жест получался столь обаятельным.

– А вот мисс Хаксли не потеряла ни капли своего очарования! – обратился Хоффман к моей скромной персоне. – Вы вся цветете! Право, климат Лазурного Берега сказался на вашем здоровье весьма благотворно: прекрасный румянец.

Услышав подобные комплименты в свой адрес, я тотчас покраснела как роза. Ведь я-то знала, что похорошела лишь благодаря заботливым рукам подруги.

– У вас тут, похоже, военный совет, – шутливо промолвил доктор, оглядывая нашу троицу. – Что-то случилось?

– Пришло очередное письмо, – объяснила Алиса. – В нем сказано, что к двадцать второму сентября я должна сделать так, чтобы Альбер приехал на северное побережье Крита.

– А что об этом послании думает чудесная мадам Нортон?

Ирен вновь улыбнулась мечтательной, отрешенной улыбкой – с виду невинной, но довольно опасной:

– Мадам Нортон полагает, что ее светлость должна неукоснительно следовать требованиям шантажистов. Отдаться на волю волн, доктор Хоффман, – боюсь, это все, что я могу вам посоветовать.

– Мы рады любому совету от вас и вашей очаровательной спутницы, – учтиво промолвил Хоффман и поклонился мне.

Я вновь залилась краской.

– Похоже, добрый доктор втайне тобой восхищается, Нелл, – сказала Ирен, лишь только мы покинули дом герцогини.

– Быть того не может, – пробормотала я. – Герцогиня славится своей красотой, не говоря уже о тебе. А я лишь жалкий воробушек среди райских птиц. И во многом моя привлекательность обязана твоему театральному гриму.

– Подумаешь! – беззаботно отмахнулась подруга. – Я замужем, Алиса помолвлена. А вот твое сердце свободно.

– Ну ты ведь несерьезно! Безусловно, доктор Хоффман глубоко предан медицине и весьма обходителен, но скоро мы уедем из Монте-Карло, и я вряд ли увижу его вновь.

– Да полно тебе. Конечно же, мы еще вернемся сюда. Должен же кто-то научить Годфри плавать по-собачьи. А на сей раз у нас, кажется, нет на это времени.

– Ирен!

Она внезапно остановилась на мощенной булыжником дороге и повернулась ко мне:

– Странно, не правда ли? Все без исключения кавалеры Алисы – ученые мужи. Сперва доктор Хоффман на Мадейре, затем – врач из Биаррица, теперь вот принц-океанограф.

– По крайней мере, она не изменяет своим пристрастиям. – Меня немного смутила столь резкая смена темы.

Выражение лица подруги сделалось таким радостным, будто я только что изрекла нечто возвышенно-философское.

– И то верно. Люди не склонны менять свои предпочтения.

– Не всегда, – промолвила я. – Я, например, никогда не воспылаю любовью к гнусному Казанове, и уж точно не испытаю привязанности к змее.

– Ты, Нелл, особа разборчивая, – засмеялась подруга. – Если б ты только знала, сколь многие дамы пригрели на груди змею!

С этими словами она устремилась вперед, напевая незнакомую мне арию. Я поняла одно: сегодня Ирен выяснила нечто важное, и лишь ей одной удастся использовать эти сведения надлежащим – или не очень – образом.

Из заметок Шерлока Холмса

Я скучаю по лондонским туманам.

Думаю, Уотсон обрадовался бы, узнай он, что всякий раз, выезжая за границу, я особенно остро чувствую ту тесную связь, что существует между моей меланхоличной натурой и великой английской столицей.

Под жарким средиземноморским солнцем думать довольно непросто – потому-то любители развлечений и предпочитают места с более мягким климатом. К черту солнце, море и звездное небо! К черту толпы безмятежных гуляк и свежий теплый бриз, чистый, словно белье, что стирает французская прачка!

В моем представлении столь радужная обстановка – не лучший фон для достойного, тщательно спланированного преступления. Нет, в этих краях процветают злодеяния иного толка: те, мотивом которых послужила страсть. Именно такие правонарушения чаще всего попадают в прессу и становятся достоянием общественности, однако я убежден, что они просты как дважды два и раскрыть их под силу даже Лестрейду.

Заграничные поездки – как, например, мой нынешний визит в Монте-Карло – неустанно напоминают мне о том, сколь изощренные преступления совершаются порой на безликих пустырях и переполненных улочках района Сефрен-Хилл. Верните мне сизую дымку, влажный, промозглый воздух и туман, что встает над рекой и окутывает все живое ледяными объятиями. Верните мне мрачные ночи, столь зябкие, что и преступник, и жертва выдыхают едва различимые облачка пара. Верните мне происки, козни, интриги – ту неотъемлемую часть гигантского скрипучего механизма, имя которому мегаполис. Иными словами, верните мне Англию, и пусть ле Виллар, а не я, греется в лучах гадкого южного солнца.

По крайней мере, я рад, что мне удалось поделиться с моим французским коллегой необходимыми знаниями, которых ему, увы, недостает. Я не могу не отметить, что ле Виллар оказался способным учеником, обладающим врожденной хваткой, столь необходимой полицейскому. Переводчик он компетентный, но не более того, однако надеюсь, что, поработав с моими монографиями, ле Виллар вдохновился изложенными в них методами и отныне пойдет по моим стопам. Откровенно говоря, я хочу как можно скорее попрощаться с Монте-Карло и заняться куда более важным и любопытным делом, что ждет меня в более северной части земного шара.