То, что мать Радеберта, отсылая с сокровищем Святой Троицы именно ее, желала спасти от норманнов заодно и саму Теодраду, ей не приходило в голову. Она очень хотела принять постриг, в мыслях отделила себя от мира, и теперь ее королевское происхождение почти не имело значения. Сама она считала себя лишь одной из смиренных сестер Святой Троицы и не думала, что кто-то еще может взглянуть на нее иначе. Но мать Радеберта медлила с ее пострижением, не решаясь принять в обитель родную племянницу короля без его позволения. Когда речь идет о таких особах, каждый шаг становится делом большой политики, а мать Радеберта не брала на себя так много. Получить же королевское позволение в осажденном городе было невозможно, поэтому Теодрада почти год жила в послушницах, хотя сама увидела бы на себе монашеское покрывало гораздо охотнее, чем графскую или королевскую корону.

Из города они выбрались только чудом – замешавшись в толпу несчастных жителей Сен-Кантена, хлынувших наружу почти сразу, как только в ворота ворвались норманны. Сутки спустя Теодрада содрогалась, вспоминая тот ад, который творился на площади перед воротами и особенно в самих воротах. Обезумевшие от ужаса люди рвались толпой прочь из города, понимая, что внутри их ждет смерть и плен; те, кто несли франкам все это, как раз стремились внутрь городских стен, два потока смешивались, образуя давку и кровавый хаос. Норманны без сомнений пускали в ход оружие, прокладывая себе путь через почти безоружную толпу, но напор и слепой ужас собравшихся в городе был так велик, что они сметали все на своем пути, не замечая клинков. Раненые и убитые падали и тут же исчезали под ногами толпы, и немало викингов постигла та же участь.

Теодрада и две ее спутницы, на свое счастье, оказались в середине толпы, поэтому их не задели норманнские клинки, их не раздавили о воротные створки и не затоптали. Иной раз невысокая ростом Теодрада теряла землю под ногами, но плечи толпы зажимали ее и несли вперед. Стиснутая со всех сторон, захваченная всеобщим ужасом, она невольно кричала вместе со всеми, уже не чая уцелеть. И все-таки они благополучно оказались по ту сторону ворот, не понеся особенного ущерба, кроме разве помятых боков и порванной одежды. Да еще сестре Иды вывихнули кисть, но Гунтильда вправила ей вывих, как только у них появилась возможность присесть и перевести дух на опушке рощи.

С той же толпой беженцев они двинулись дальше, почти не останавливаясь, каждый миг ожидая погони. Ведь норманнское воинство, осаждавшее Сен-Кантен почти год, добилось своей цели. Вся надежда была на то, что сам город и его богатства займут завоевателей на какое-то время, а беглецы успеют если не добраться до Реймса, то хотя бы уйти подальше и рассеяться по стране. Реймс привлекал их как ближайший из больших и хорошо защищенных городов. И хотя не такие города падали под ударами норманнских мечей, беглецам нужна была цель, нужна была надежда, что хоть где-то они могут найти спасение от этой беспощадной своры.

Кроме трех сестер Святой Троицы, в толпе было еще несколько монахинь и монахов из разных монастырей, так что они со своим мешком не бросались никому в глаза. Весь день они брели, торопясь изо всех сил, но не слишком поспевая, потому что сил этих было не так уж много. У их товарищей по несчастью дела обстояли не лучше. Кто-то оставил в городе близких, потерянных в суете, женщины причитали по своим мужьям и сыновьям, вышедшим в поле под предводительством епископа Рейнульфа – кто теперь скажет, живы ли они? Даже о том, жив ли сам епископ, мнения ходили самые разноречивые. Одни якобы видели, как он погиб на поле битвы, другие утверждали, что он только ранен и попал в плен, но еще находились очевидцы, которые своими глазами видели, как огромный бородатый варвар раскроил ему череп огромным топором в городском соборе, где епископ пытался защитить алтарь. Поговаривали, что в награду за столь героическую гибель епископ Рейнульф обязательно будет признан святым и сделается покровителем Сен-Кантена.

Уходя из монастыря, Теодрада и ее спутницы успели захватить с собой немного хлеба, но даже этим скудным запасом им пришлось делиться с беженцами, многие из которых ушли из дома, в чем были, не взяв ничего. Приходилось просить милостыню в деревнях по дороге, но давали неохотно – за время осады Сен-Кантена отряды норманнов побывали и здесь, и многие хозяйства оказались разграблены. До Реймса было не менее пяти дней пешего пути, и Теодрада с трудом отгоняла отчаяние и панические мысли. Как они выдержат пять дней, почти без еды, без помощи? Что до нее, то она готова была безропотно умереть на пыльной дороге, уповая на милосердие Божие – но реликвия! Сокровище Святой Троицы должно быть доставлено в безопасное место, а значит, придется идти, пока есть силы переставлять ноги. Мать Радеберта не даром именно на нее возложила эту миссию – значит, верила, что правнучка императора Карла справится.

Видел бы сейчас император Карл дочь своей внучки Гизелы! Своих дочерей он держал при себе, окружая любовью и почетом, не позволял никому сказать о них дурного слова, даже если они рожали детей, не будучи ни с кем обвенчаны. Уж конечно, прекрасной белокурой Ротруде и ее сестрам, «коронованным голубкам», не приходилось голодными и измученными скитаться по дорогам Франкии, в рваной одежде, забрызганной чужой кровью, изнемогающим от страха, спасать свою жизнь, свободу, честь, спасать святыни христианской веры от варваров, пришедших, не иначе, из ада! Карл Магнус умел защитить свою семью и свой народ. Пока он был жив, норманны не смели даже высаживаться на берег и разворачивали назад свои корабли, только прослышав, что он находится поблизости. Где те славные времена? У Теодрады, почти в полусне бредущей вслед за широкой спиной сестры Гунтильды, иной раз мелькала мысль, что она сейчас похожа на саму Франкию. Прекрасная, благородная, обладающая всеми сокровищами знаний, духа и веры, она еле жива под грузом унижений и бед, принесенных норманнами. Когда же истощится чаша Божьего гнева? Когда же он сочтет, что франки искупили свои грехи, и пошлет кого-то, кто заслонит их от набегов?

Под вечер они набрели на какую-то виллу, и беглецов впустили переночевать. Хозяева оказались людьми благочестивыми и всех монахов, пришедших с толпой, разместили получше, накормили и долго расспрашивали о событиях в Сен-Кантене. Теодрада была так утомлена, что не могла даже разговаривать, и всю заботу о поддержании беседы взял на себя брат Беорнрад из монастыря Святого Колумбана. Уже немолодой, но крепкий и жилистый, этот человек привык к долгим пешим переходам и не только сам держался бодро, но и всеми силами стался подбодрить и помочь спутникам.

– Господь учил, говоря: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю». Кроткие будут владеть землей, но не этой землей, которая подвержена тлению, полна мертвых тел, часто попираема по причине гордыни, осквернена по причине кровавых войн; но та земля будет принадлежать кротким, о которой некий святой сказал: «Я верую, что увижу благость Господа на земле живых». Это та земля, где обитают ангелы и души святых, где вечная радость и счастье без конца. «Блаженны плачущие, ибо они утешатся». Блаженны те, кто в сем веке оплакивает свои грехи, чтобы не возрыдать с диаволом в вечных муках…

«Беседы о восьми евангельских блаженствах» Винфрида, посветителя германцев-язычников, Теодрада и сама не раз читала в монастыре, но сейчас знакомые слова вновь подкрепляли ее душевные силы, и она прислушивалась, забыв о ячменной каше, которую ей предложили добрые хозяева. Однако, она была так измотана, что даже не могла есть и с усилием проглотила лишь несколько ложек. Перед величием Бога и заботами о спасении души нынешнее бегство и все его тревоги казались мелкими и незначительными. «Благость Господа на земле живых…» Сами эти слова наполняли душу отрадой.