По кругу передавали небольшое ведро хвойного пива. Идущий Лось улыбнулся, его лицо лоснилось от пота, и принял напиток. Его короткое плотное горло быстро задвигалось, поглощая пиво так, будто это была вода. Наконец он опустил ведро и посмотрел вокруг с мечтательным удовлетворением.

– Теперь ты, Брат Волка. Расскажи нам историю! – Он бросил наполовину пустое ведро через костер, Йен поймал его, слегка расплескав над запястьем. Он втянул жидкость из рукава, засмеялся и покачал головой. Он сделал быстрый глоток пива и передал ведро Спящему Со Змеями, который сидел рядом.

Едящий Черепах, который сидел с другой стороны, ткнул его между ребер, уговаривая рассказать что-нибудь, но он снова покачал головой и передернул плечами, кивая в сторону Змея.

Змей с готовностью поставил ведро перед собой и наклонился вперед, так что блики костра заплясали на его лице, когда он начал говорить. Он был не таким хорошим актером, как Идущий Лось, но он был старше – около тридцати – и много путешествовал в юности. Ему случилось пожить с племенами ассинибойн и каюга, и он услышал от них множество историй, которые пересказывал с большим мастерством, хоть и с меньшим количеством пота.

– А ты потом что-нибудь расскажешь? – прошептал Черепаха Йену на ухо. – Я хотел бы послушать истории о великом море и женщине с зелеными глазами.

Йен неохотно кивнул. Он был очень пьян в первый раз, иначе он ни за что не стал бы говорить о Гейлис Абернати. Все случилось, потому что они пили выменянный ром, и головокружение, вызванное им, напоминало ощущения от того напитка, которым она поила его, хотя вкус был другой. Из-за того головокружения в глазах все плыло, свет свечей размазывался и тек, словно вода, огонь лизал камни очага и поглощал их, мерцая по всей ее изысканно обставленной комнате, пламя вспыхивало во всех круглых поверхностях из серебра и стекла, в драгоценных камнях, в полированном дереве и ярче всего – в ее зеленых глазах.

Он посмотрел вокруг – здесь не было никаких блестящих поверхностей. Глиняные горшки, дрова, гладкие ножки кроватей, шлифовальные камни и плетеные корзины; даже ткань и мех на их одежде были мягких приглушенных тонов, неярких даже на свету. Только ощущение этого легкого наркотического опьянения могло напомнить о ней.

Он редко думал о Госпоже – так ее называли рабы и другие мальчики; иного имени ей было не нужно, потому что никто не мог вообразить женщину, равную ей. Он не дорожил воспоминаниями о ней, но дядя Джейми сказал не прятаться от них, и Йен решил, что это полезный совет.

Он напряженно стал вглядываться в огонь, только вполуха слушая историю Змея о том, как Гусь перехитрил Злого, чтобы принести табак Народу и спасти Старика. Видел ли он в огне ее, ведьму Гейлис?

Он думал иначе. Когда он видел женщину в огне, он ощущал внутреннее тепло, которое опускалось от его разгоряченного лица к груди, а затем сворачивалось жарким сгустком где-то внизу живота. У нее не было лица; он видел только ее очертания, изгиб спины, взмах летящих, гладких волос, приближающихся к нему и в мгновение ока исчезающих; он слышал ее смех, мягкий и воздушный, доносящийся издалека, – и это не был смех Гейлис Абернати.

И все же слова Змея заставили Йена думать о ней, и теперь он видел ее там. Он вздохнул и стал размышлять, какую историю мог бы рассказать, когда очередь дойдет до него. Может, стоит рассказать о близнецах миссис Абернати – двух огромных неграх, которые исполняли любой ее приказ. Однажды он наблюдал, как они убили крокодила и притащили его от самой реки, чтобы положить к ее ногам.

На самом деле, он не возражал. После той первой пьяной истории он обнаружил, что разговор о ней в таком контексте заставляет его думать о ней в похожей манере – будто бы она была только занятной историей, а не реальностью. Быть может, она случилась наяву, как, быть может, Гусь принес табак Старику, но, казалось, все это не имеет отношения к Йену. Ко всему прочему у него не было шрамов, как у Идущего Лося, которые могли бы напомнить ему или его слушателям, что он говорит правду.

По правде говоря, истории и выпивка ему уже наскучили. На самом деле, он хотел сбежать в прохладную темноту и меха своей постели, скинуть одежду и обернуть своим горячим обнаженным телом тело жены. Ее имя значило Та Что Работает Руками, но, когда они оставались наедине в постели, он звал ее Эмили.

У них оставалось все меньше времени – через две луны она уйдет в женский дом и он не сможет ее видеть. Еще одна луна, прежде чем родится ребенок, и другая после – для очищения… Одной мысли о двух месяцах сна без нее рядом, в холоде и одиночестве, было достаточно, чтобы он потянулся за пивом, переходящим по кругу, и сделал большой глоток.

Только вот ведро оказалось пустым. Его друзья захихикали, когда он перевернул посудину над своим открытым ртом, но лишь одинокая капля янтарного напитка упала на его удивленный нос.

Маленькая ладонь возникла у него над плечом и забрала пустое ведро из его рук, а другая показалась над вторым плечом с полным кувшином. Он взял кувшин и повернулся, улыбаясь ей. Та Что Работает Руками довольно улыбнулась в ответ – ей нравилось предупреждать его желания. Она опустилась на колени у него за спиной, прижавшись к нему округлившимся животом, и хлопнула по руке Черепаху, когда он потянулся за пивом.

– Нет, оставь это моему мужу! Он гораздо лучше рассказывает истории, когда выпьет.

Черепаха прикрыл один глаз, вторым глядя на нее; он слегка покачивался.

– Так дело в том, что он рассказывает лучше, когда выпьет? Или нам просто кажется, что они лучше, потому что мы выпили?

Та Что Работает Руками проигнорировала этот философский вопрос и продолжила поудобнее устраиваться у очага, покачивая своей маленькой упругой задницей взад и вперед, будто тараном. Она наконец уселась рядом с Йеном, сложив руки на животе.

С ней вместе пришли другие молодые женщины и принесли еще пива. Они протискивались через плотный ряд сидящих мужчин, болтая, толкаясь и смеясь. Глядя на них, Йен подумал, что был не прав.

Отблески от костра сияли на их лицах, отражались от зубов, оттеняли влажный блеск глаз и мягкой внутренней поверхности губ, когда они смеялись. Огонь играл на их лицах сильнее, чем на стекле и серебре Роуз Холла.

– Ну так что, муж, – сказала Эмили, с наигранной скромностью опустив глаза. – Расскажи нам о женщине с зелеными глазами.

Он задумчиво глотнул пива, потом еще раз.

– О, – протянул он. – Она была ведьма и дурная женщина, но пиво варила хорошее.

Глаза Эмили широко раскрылись, и все засмеялись. Он посмотрел в ее глаза и увидел это ясно – отражение огня, крошечное и идеально скроенное, приглашающее его внутрь.

Брианна проснулась утром с одеревеневшим затекшим телом и одной ясной мыслью в голове. Я знаю, кто я такая. Она не знала в точности, где она, но это не имело значения. Несмотря на необходимость подняться и опорожнить мочевой пузырь, она лежала неподвижно некоторое время, ощущая непривычное спокойствие.