Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так она в самом деле княжна?
– Вот именно, и одна из самых знатных в своей стране.
– Я так и думал. Но как же случилось, что знатная княжна стала невольницей?
– А как случилось, что тиран Дионисий стал школьным учителем? Жребий войны, дорогой виконт, прихоть судьбы.
– А ее происхождение – тайна?
– Для всех – да; но не для вас, дорогой виконт, потому что вы мой друг и будете молчать, если пообещаете, правда?
– Даю вам честное слово!
– Вы слыхали историю янинского паши?
– Али-Тебелина? Конечно, ведь мой отец приобрел свое состояние у него на службе.
– Да, правда, я забыл.
– А какое отношение имеет Гайде к Али-Тебелину?
– Она всего-навсего его дочь.
– Как, она дочь Али-паши?
– И прекрасной Василики.
– И она ваша невольница?
– Да.
– Как же так?
– Да так. Однажды я проходил по константинопольскому базару и купил ее.
– Это великолепно! С вами, дорогой граф, не живешь, а грезишь. Скажите, можно попросить вас, хоть это и очень нескромно...
– Я слушаю вас.
– Но раз вы показываетесь с ней, вывозите ее в Оперу...
– Что же дальше?
– Так я могу попросить вас об этом?
– Можете просить меня о чем угодно.
– Тогда, дорогой граф, представьте меня вашей княжне.
– Охотно. Но только при двух условиях.
– Заранее принимаю их.
– Во-первых, вы никогда никому не расскажете об этом знакомстве.
– Отлично. (Альбер поднял руку.) Клянусь в этом!
– Во-вторых, вы ей не скажете ни слова о том, что ваш отец был на службе у ее отца.
– Клянусь и в этом.
– Превосходно, виконт; вы будете помнить обе свои клятвы, не правда ли?
– О граф! – воскликнул Альбер.
– Отлично, я знаю, что вы человек чести.
Граф снова ударил по звонку; вошел Али.
– Предупреди Гайде, – сказал ему граф, – что я приду к ней пить кофе, и дай ей понять, что я прошу у нее разрешения представить ей одного из моих друзей.
Али поклонился и вышел.
– Итак, условимся: никаких прямых вопросов, дорогой виконт. Если вы хотите что-либо узнать, спрашивайте у меня, а я спрошу у нее.
– Условились.
Али появился в третий раз и приподнял драпировку в знак того, что его господин и Альбер могут войти.
– Идемте, – сказал Монте-Кристо.
Альбер провел рукой по волосам и подкрутил усы, а граф снова взял в руки шляпу, надел перчатки и прошел с Альбером в покои, которые, как верный часовой, охранял Али и немного дальше, как пикет, три французских горничных под командой Мирто.
Гайде ждала их в первой комнате, гостиной, широко открыв от удивления глаза: в первый раз к ней являлся какой-то мужчина, кроме Монте-Кристо; она сидела на диване, в углу, поджав под себя ноги и устроив себе как бы гнездышко из великолепных полосатых, покрытых вышивкой восточных шелков. Около нее лежал инструмент, звуки которого выдали ее присутствие. Она была прелестна.
Увидев Монте-Кристо, она приподнялась со своей особенной улыбкой – с улыбкой дочери и возлюбленной; Монте-Кристо подошел и протянул ей руку, которой она, как всегда, коснулась губами.
Альбер остался стоять у двери, захваченный этой странной красотой, которую он видел впервые и о которой во Франции не имели никакого представления.
– Кого ты привел ко мне? – по-гречески спросила девушка у Монте-Кристо. – Брата, друга, просто знакомого или врага?
– Друга, – ответил на том же языке Монте-Кристо.
– Как его зовут?
– Граф Альбер; это тот самый, которого я в Риме вызволил из рук разбойников.
– На каком языке ты желаешь, чтобы я говорила с ним?
Монте-Кристо обернулся к Альберу.
– Вы знаете современный греческий язык? – спросил он его.
– Увы, даже и древнегреческого не знаю, дорогой граф, – сказал Альбер. – Никогда еще у Гомера и Платона не было такого неудачного и, осмелюсь даже сказать, такого равнодушного ученика, как я.
– В таком случае, – заговорила Гайде, доказывая этим, что она поняла вопрос Монте-Кристо и ответ Альбера, – я буду говорить по-французски или по-итальянски, если только мой господин желает, чтобы я говорила.
Монте-Кристо секунду подумал.
– Ты будешь говорить по-итальянски, – сказал он.
Затем обратился к Альберу:
– Досадно, что вы не знаете ни новогреческого, ни древнегреческого языка, ими Гайде владеет в совершенстве. Бедной девочке придется говорить с вами по-итальянски, из-за этого вы, быть может, получите ложное представление о ней.
Он сделал знак Гайде.
– Добро пожаловать, друг, пришедший вместе с моим господином и повелителем, – сказала девушка на прекрасном тосканском наречии, с тем нежным римским акцентом, который делает язык Данте столь же звучным, как язык Гомера. – Али, кофе и трубки!
И Гайде жестом пригласила Альбера подойти ближе, тогда как Али удалился, чтобы исполнить приказание своей госпожи. Монте-Кристо указал Альберу на складной стул, сам взял второй такой же, и они подсели к низкому столику, на котором вокруг кальяна лежали живые цветы, рисунки и музыкальные альбомы.
Али вернулся, неся кофе и чубуки; Батистену был запрещен вход в эту часть дома. Альбер отодвинул трубку, которую ему предложил нубиец.
– Берите, берите, – сказал Монте-Кристо, – Гайде почти так же цивилизована, как парижанка; сигара была бы ей неприятна, потому что она не выносит дурного запаха; но восточный табак – это благовоние, вы же знаете.
Али удалился.
Кофе был уже налит в чашки; но только для Альбера была все же поставлена сахарница: Монте-Кристо и Гайде пили этот