Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Малика понадеялась, что держит свой стойкий невозмутимый взгляд, но понимала: если ей удалось – это небольшое чудо, поскольку вообще-то она чуть не обделалась.
Нехилая история.
Малика позволила своей тяге к интриге и приключениям втянуть ее во все это, думая, что успеет нажать на тормоза и выбраться, если станет страшно. Но вчера вечером он сознательно наддал скорости. Он сделал ее сообщницей. Целиком. Жуткая правда состояла в том, что она действительно российский агент, если не выдаст все это властям. И отсюда и далее виновна в равной мере с Джулианом.
Зачем она это сделала? Из-за чертовой дурацкой бравады, вот зачем. Бля. Ну почему не поехала на год с рюкзаком в Южную Америку, как все остальные девчонки?
Если ближе к сути: зачем он это сделал? Он же мощно рискует. Рассказал младшей сотруднице свои жутчайшие секреты, пусть даже у них романчик. Сознательно втянул ее в самую сердцевину своей сети интриг, якшается с преступниками и шпионами прямо у нее на глазах. Ужасно безрассудно. Безумно. Зачем?
Судя по всему, ответ здесь может быть только один. Он хотел привязать ее к себе. В Малике имелось немало тщеславия. И она понимала, до чего глупо могут вести себя мужчины, когда мнят себя влюбленными. Возможно, Джулиан уловил ее крепнувшие сомнения в их связи. Учуял ли он, что его чары над ней развеялись? У него была к ней тяга, как ей казалось, – или, во всяком случае, эгоистичная собственническая влюбленность в нее, единственное романтическое чувство, на какое, предполагала она, Джулиан способен. Ему хотелось ее удержать. А устроить все так, чтобы она не могла его бросить, не скомпрометировав себя, – что может быть лучше? Запереть ее на замок тайны столь серьезной, что с каждой следующей секундой хранения этой тайны Малика становилась все ближе к Джулиану.
И все сработало.
Она увязла. Совершенно увязла. Это Россия, чертова Россия, и она влипла в самое гнусное, что есть в этой стране. В беззаконное, безнравственное, бессердечное, преступное. А Джулиан смотрел на нее поверх корзинки с плюшками, и Малика понимала, что если выкажет хоть тень чего бы то ни было, кроме воодушевленного согласия, если утратит его полное доверие, уехать отсюда ей не удастся – в этом она почти не сомневалась.
“Кошмарная трагедия, миссис Раджпут. Виню в ней себя. Малика настояла на самостоятельном осмотре достопримечательностей. Я ее предупреждал. Такая вот красивая девушка, как она… Надо было настоять. Ее похитили. Бог его знает кто. Остается только молиться, чтобы не секс-торговцы. Делаем все, что в наших силах…”
Далее – краткая суета, посольство, пресса. Пара британских полицейских вылетит в Россию помочь с расследованием. А затем о ней постепенно забудут, пока не останется лишь память родителей и друзей, ежегодные встречи в футболках “Найдите Малику” и обещания, что они никогда не перестанут надеяться.
Джулиан был на такое способен. Малика так считала. Он из тех, кто любит власть, особенно над женщинами, к которым его тянет и которыми он хотел бы владеть. Лучший вариант власти – трахать их когда заблагорассудится и пусть украшают вечер, когда им велено. Но если с этим незадача, наблюдать, как женщину утаскивают из твоих гостиничных апартаментов русские бандиты, может оказаться вполне приятным утренним занятием.
Малика понимала: нужно шевелить мозгами. И шевелить хорошенько. Он знал, что она сообразительна. И соображения ей хватит, чтобы понять: одно то, что она сидит у него в спальне, делает ее по крайней мере пособницей в невероятно серьезном преступлении. То, что она на него не стучит, удваивает преступление. А то, что продолжает на Джулиана работать, полностью осознавая характер его дел, превращает Малику в полноценную преступницу.
Оттолкнуть его она не могла – искренне считала, что это смертельно опасно. Но и приникать к нему чрезмерно рьяно нельзя. Он в такое ни за что не поверит. Надо проявить кое-какой страх, кое-какие сомнения, а также крепнущий пыл и воодушевление. И надо показать, что она под впечатлением. Изумлена. Возбуждена от всего этого. Возбуждена от Джулиана. Это защитит ее лучше всего.
Раздался стук в дверь. Малика вздрогнула. Что за бля? Господи! Сколько она медлила? Они уже пришли за ней?
Джулиан улыбнулся. Ему явно нравилось смотреть, как женщина выбита из седла. Напугана.
– Это кофе, – проговорил он с самодовольной томной ухмылкой. – Спаситель.
Они предоставили персоналу делать свое дело – выкатывать тележку с завтраком. Джулиан не увлекался завтраками.
– Оставьте кофе, и все.
Когда они ушли, он налил себе чашку. Только себе. Ей – нет. Никакого тебе Мистера Миляги, пока она не пройдет испытание. А если не пройдет – никакого Мистера Миляги, точка.
– Ну? – спросил он. – Что думаешь?
Вопрос подарил Малике стратегию. Все упирается в секс и власть. Ей выпала возможность предложить ему и то и другое – и наилучший, самый убедительный знак своего подчинения.
И это даст ей еще немного времени прикинуть варианты.
– Мальчишки девчонок про это спрашивают разве не после того, как выебут?
С этими словами она позволила халату распахнуться на себе.
Даже секс стал иным по сравнению с предыдущим разом. Джулиан был чуть жестче, малость грубее. Ни в коей мере не злоебля, но, несомненно, ебля силовая. Резкая. Само собой, у Джулиана было масштабное похмелье.
Когда все завершилось, он пошел налить себе кофе. Теперь уже принес чашку и ей.
– Ну? – повторил он.
– Что – ну? – отозвалась она, изображая довольное чувственное посткоитальное потягивание. – “Это было обалденно” – что еще.
Что такого в еще одной лжи?
Она видела, что ему это приятно. Мужчины и впрямь не способны определить, что девушка прикидывается. Во всяком случае, этот не способен.
– Ну. Что ты думаешь?
Вот теперь она была готова. Над ответом она работала, пока он трудился, лежа на ней.
– Я пыталась сообразить, сколько законов мы нарушаем. Список составляла, ты понимаешь – такой у меня упорядоченный математический ум. Начиная с мелочей. Сознательное распространение заведомо ложной информации – преступление? Или это всего лишь доносят в Комитет рекламных стандартов?[128]
– Хм-м. Не уверен, – сказал он, присев на край кровати, и сунул властную руку под одеяло и на бедро Малике. – Возможно, преступление, если совершать это по поручению официальной кампании перед референдумом. Но им придется это доказать. В смысле, что есть ложная информация, вообще говоря?
– Вранье? – подсказала Малика. – Мы рассылаем заведомые враки людям в их Фейсбуки и распространяем их в Твиттере.