Лоцман указывал на залив. Там собирались черные тучи, пронизываемые молниями по всей толще, и ветер медленно относил их в нашу сторону. Волны бились о волнорез, их брызги окатывали нас и покрывали рябью спокойную поверхность гавани.

— Видно, Таготчу несколько огорчило то, как вы его одурачили давеча.

Лорд Норрингтон кивнул:

— Кайтрин, несомненно, знает, что мы сыграли шутку с этим вейруном, и она решила принять все меры, чтобы мы не доплыли до крепости Дракона.

Скрейнвуд широко развел руками:

— Но здесь-то оставаться нельзя. Даже если мы соберем корабли в гавани, нас могут уничтожить стрелами с огнем и брандерами.

У Августа вся голова была забинтована, кое-где бинты пропитались кровью. Он положил руку на плечо Скрейнвуда:

— Никто не говорит, что мы останемся тут. Нам надо отплывать, но вот в чем вопрос: сможем ли мы перетянуть вейруна на свою сторону?

Скрейнвуд переплел пальцы рук и заткнул большие пальцы за пояс меча:

— Наверное, тут все дело в приношениях? Что потребует вейрун?

Кирилл нахмурился:

— До сих пор я не видел Таготчу таким рассерженным, по крайней мере так рано, в месяц Листопада.

Возле меня возникла Сит:

— Этот вейрун отличается сердитым характером.

Лорд Норрингтон заметил ее:

— Мы как раз обсуждаем, что лучше предложить Таготче. У вас есть какие-нибудь соображения? Наверное, требуется что-то особенное.

Сит рассмеялась, потом повернулась к заливу и плюнула в воду.

— Видите, я предложила то, чего он стоит: ничего. Он на своей спине принес корабли, из-за которых погиб Воркеллин. От меня он ничего не получит, разве что яд.

Высокая волна налетела на волнорез, и Сит окатило галлонами морской воды. Волна была такой силы, что Сит зашаталась, но я ее подхватил и не дал упасть в воды гавани.

Лорд Норрингтон почесал подбородок:

— Все это очень интересно, но я попросил бы говорить по делу. Есть другие мнения?

Я отошел на шаг на ту сторону волнореза, где был залив, и снял с плеча лук сулланкири. И снова во мне возникло ощущение, что цель находится где-то в глубине взбаламученных черных вод. Я знал, что если я вставлю стрелу в лук и натяну тетиву, то смогу пронзить стрелой вейруна, который следит за нами оттуда, из глубины. Ладонь моя скользнула по стволу стрелы, и я наклонил лук так, что его кончик смочили брызги от следующей волны:

— Ну, Таготча, я предлагаю тебе магическое оружие. С его помощью я вряд ли прикончу тебя, но ранить мог бы. Это всякий может, а я предлагаю тебе обмен: ты остаешься в безопасности. И прошу тебя ответить нам тем же: сохранить нас в безопасности.

— Нет! — закричал Скрейнвуд из-за моей спины.

Я зашвырнул лук как можно дальше. Волна поднялась и выхватила его из воздуха. Лук ушел под воду беззвучно, без всплеска.

Море стало чуть-чуть спокойнее.

Я с улыбкой обернулся к остальным:

— Вроде сработало.

Глаза Скрейнвуда были полны ярости:

— Выбросил ценное оружие. Если лук тебе не был нужен, отдал бы мне.

— Очень даже нужен, вот именно поэтому моя жертва такая ценная.

— Дурак ты, Хокинс. Может, этот лук помог бы нам выиграть войну.

— Если бы этот лук мог поразить Кайтрин, она никогда не отдала бы его в руки сулланкири. — Сит отжимала морскую воду из промокших волос. — И оружие такого рода — не для воина.

— Это как же понимать? — Ноздри Скрейнвуда раздулись.

— Да так и понимать, — пояснил ему лорд Норрингтон, — что у Хокинса была веская причина отказаться от этого лука, верно, Хокинс?

— Вы правы, милорд, — я развел руками. — Конечно, лук заколдован и, стало быть, промахнуться невозможно. Но вот в чем штука: я тогда перестану доверять своей интуиции. Постепенно, раз за разом, я перестану быть самим собой. Такой лук не предназначен для рук смертного, и теперь он вне пределов досягаемости смертных.

Медленная улыбка расползлась по лицу Кирилла:

— Личные дары, вещи, которые имеют значение для нас, то, от чего трудно отказаться… Таготча ценит такое. Причем отданные бескорыстно — а дары Кайтрин бескорыстными не бывают, как мы знаем. — С запястья правой руки он стащил браслет, сплетенный из волос его умершей жены. Ему было больно стаскивать его — и не из-за раненого плеча, ему было жалко с ним расстаться.

Он швырнул браслет в море:

— Вот это — последнее, что осталось у меня от жены, не считая воспоминаний и дочери.

Таготча принял дар, море стало еще спокойнее.

Принц Август упорно смотрел на черные, как вулканическое стекло, воды, потом кивнул:

— Послушай меня, Таготча. Ты меня знаешь, я Август из Альциды. Даю слово, что мой дар будет особенным, это правда. Как только смогу, я отправлю приказ слугам, чтобы они — там, в Ислине — загнали в твою пучину моего любимого коня, Керсуса, я сам вырастил его из маленького жеребенка.

Ветер унес вдаль голос Августа, и море перестало биться о волнорез. Принц кивнул, потом извинился перед нами и пошел узнать, нельзя ли прямо сейчас отправить в Ислин свой приказ по арканслатовому сообщению.

Мы все смотрели на Скрейнвуда. Он утер губы, и в его прищуренных глазах отразилось, как он мысленно быстро просчитывает варианты. Его взгляд перебегал с меня на Сит, на принца Кирилла, на лорда Норрингтона. На секунду он прикрыл глаза, потом сорвал с левой руки золотую обручальную цепочку:

— Бери это, символ моей бессмертной любви к жене и матери моих детей.

Волны приняли дар, и, кажется, волнение на море немного унялось.

Кривая улыбка исказила лицо лорда Норрингтона. Он опустился на одно колено и зачерпнул морскую воду из лужи, согнув ладони ковшиком. Опустил лицо в эту воду, и возле его ушей на поверхности воды забулькали пузыри. Он снова поднял лицо; с подбородка его вода капала хрустальными каплями, и эту воду из ладоней он вылил в океан, откуда она пришла.

Рябь от вылитой воды распространялась все шире и шире, перекатываясь через волны и оставляя за собой гладкую поверхность. При виде этого я задохнулся, у Кирилла отвисла челюсть. Лицо Сит было бесстрастным, но зато глаза Скрейнвуда раскрылись необычайно широко — и за себя, и за нее.

Кирилл схватил лорда Норрингтона за левое предплечье:

— Что вы сделали, мой друг?

— Я ему пожертвовал самое для меня дорогое, — медленно улыбнулся лорд Норрингтон и утер подбородок тыльной стороной ладони. — Я сказал Таготче свое настоящее имя.

Сит низко поклонилась лорду Норрингтону:

— Приветствую вас — вы принесли такую жертву ради дела, которое для меня превыше всего остального. — Поднявшись, она сказала несколько саркастически: — Вы, конечно, знаете, что значит ваш поступок.