— Я знаю, ты считаешь меня жестоким, упрямым и капризным, но клянусь, я делаю все для твоего же блага.

— А ты сделай хоть что-нибудь для собственного блага.

С трудом сдерживая слезы, Чариз оставила его в одиночестве.

Гидеон повернул на дорогу, пролегавшую через пустошь. До Пенрина оставалось всего несколько миль пути. Чариз, ехавшая с ним в наемном экипаже в своей новой синей пелерине и шляпке того же оттенка, старалась, насколько это было возможно, держаться от него подальше.

Она хранила угрюмое молчание еще с позавчерашней ночи, ночи накануне отъезда из Джерси. Маленькая шхуна, которую мотало по бурному морю, доставила их этим утром к берегам Корнуолла южнее Пенрина.

Близился вечер, за весь день Чариз не произнесла ни слова. Попытки Гидеона заговорить с ней были тщетны.

Она никогда не была болтушкой. Одной из ее черт, неизменно восхищавших его, была способность хранить комфортное молчание. Но молчание напоминало затишье перед бурей. С каждой милей напряженность усиливалась.

Они так и не разрешили спор. И как могли они его разрешить? Она хотела того, чего он не мог ей предложить.

Привязать красивую, полную жизни девушку к калеке, физическому и умственному, просто грешно. Гидеон всегда это понимал. Но из гордости не мог с этим смириться. И как, черт возьми, он сможет жить без нее?

Воспоминания последних лучащихся радостью дней должны были бы вызвать у него сожаление. Его страсть ввела Чариз в заблуждение, заставила поверить в то, что у них есть шанс на совместное будущее. Он лишь мельком заглянул в рай, но теперь дорога ему туда заказана.

Но он, самодовольный ублюдок, не раскаивался в том, что сделал в Джерси. Не мог, зная, что впереди его ждет одиночество.

После той ссоры они впервые спали порознь. Впрочем, Гидеон не спал. Он сидел в гостиной, наблюдал затем, как на смену ночи приходит день. Унылый и пасмурный. Как вся его оставшаяся жизнь?

Небо затянули тучи, они промокнут до нитки, если дождь застигнет их здесь.

Они пытались причалить в бухте Пенрина, но во время шторма это было рискованно.

Ветер усиливался, вдалеке слышались раскаты грома. Он должен доставить свою жену туда, где тепло и безопасно.

Гидеон ударил поводьями по толстому крупу лошадки. Они все еще находились в нескольких милях от дома. Гидеон раздраженно фыркнул и посмотрел на Чариз.

Она пристально смотрела на него. Глаза ее были скорее коричневые, чем зеленые, под глазами пролегли темные круги. Она выглядела гордой, отчужденной, несчастной и… красивой.

— С тобой все в порядке, Гидеон?

— Да, конечно, — буркнул он в ответ. Чариз раздраженно поджала губы.

— Ты какой-то нервный и издаешь странные звуки.

— Я беспокоюсь из-за погоды.

Она окинула взглядом пустынное плато. Высоко в небе проносились птицы, спеша укрыться от надвигавшейся бури. Вой ветра перекрывал дребезжание коляски и стук копыт.

Чариз притронулась к колье, которое подарил ей в то утро Гидеон, когда они покидали Джерси. Самая богатая наследница Англии, должно быть, имела не один банковский сейф, набитый драгоценностями. Но когда он увидел неделю назад в витрине ювелирной лавки в Сент-Хельер ожерелье из золота и янтаря, он тут же подумал о Чариз. Необычная насыщенность желтых камней напомнила ему о свете в ее глазах, когда она была счастлива.

Свет, которого сегодня Гидеон не увидел.

Хотя благодарила она его сдержанно, побрякушка, похоже, ей понравилась. По крайней мере она ее носила.

Не в первый раз рядом с женой Гидеон чувствовал себя не в своей тарелке. Брак был предприятием трудным и сложным. Возможно, даже к лучшему то, что его брак будет столь непродолжительным, по крайней мере де-факто.

Но почему ему невесело при этой мысли?

Гидеон угрюмо уставился на дорогу. Трудно было не видеть в окружавшем их унылом пейзаже и сером небе мрачных предзнаменований.

— Мы ведь уже недалеко от дома, верно? — спросила она, не глядя на него.

Дом. Гидеон предполагал, что она считает Пенрин своим домом. Видит Бог, она была отлучена от всего, что ей принадлежало по праву. Теперь он готов отлучить ее от всего, что ей принадлежит. Он знал, что поступает правильно, даруя ей свободу. Но почему-то в своей правоте не был уверен. По крайней мере в данный момент.

— Недалеко. Даст Бог, и мы успеем до дождя.

Дорога резко уходила вниз, в небольшую зеленую лощину. Деревья переплетались ветвями, заслоняя свет, превращая мрачный день в ночь. Теперь, когда ветра не было, скрип коляски казался противоестественно громким.

Здесь их ждала засада.

Когда на дорогу перед ними с треском упало дерево, Чариз по наивности решила, что его свалило ветром.

Затем до нее дошло, что в этой укромной лощине ветра нет.

— Проклятие.

Мышцы на его сильных руках вздулись. Гидеон с трудом сдерживал испуганную лошадь. Дерево свалилось в паре дюймов от несчастного животного. Почувствовав наконец сильную руку, лошадка послушно встала, опустив голову. Она дрожала.

— Прыгай, Чариз, и беги! — крикнул ей Гидеон.

Но было слишком поздно. Чариз едва успела перевести дух, как из-за кустов вышел мужчина в грубой одежде. Он схватил уздечку и с силой дернул за нее, отчего пугливая лошадь вскинула голову.

— Сэр Гидеон, какая приятная встреча.

Этот елейный самодовольный голос заставил Чариз замереть. По спине поползли холодные мурашки.

Возле натужно дышавшей лошади стоял Феликс. Она встретилась с ним взглядом. Каждый мускул в ней был напряжен. От страха свело живот. Господи, они в ловушке.

Гнев закипал в ней, грозя вытеснить страх. С тем же самым выражением лица он смотрел, как ее избивает Хьюберт. Она вложила в свой взгляд все свое презрение.

— Феликс. А ты все такой же — маленький пронырливый червяк.

Сводный брат сжал уздечку. Испуганная лошадь заржала и, протестуя против такого с ней обращения, мотнула головой.

— Заткнись, ты, сучка!

— И ты, как всегда, красноречив. Я в восхищении. — В голосе Чариз звучал сарказм. — Хотя твой внешний вид впечатляет меня меньше. Ты решил не мыться все время поста?

— Тише ты, ради Бога, — воскликнул Гидеон, привлекая ее к себе одной рукой. Другую руку он опустил в карман пальто. Как она догадывалась, там лежал пистолет. — Что, черт возьми, ты задумал, Фаррел?

Он не спускал глаз с Феликса, и голос его звучал уверенно и властно, так же, как тогда, когда он разговаривал с братьями в Пенрине. Чариз теснее прижалась к нему, осознав всю серьезность грозившей им опасности.