Однако какая-то часть его сознания упорно твердила, что на выходные оставлять манекен без присмотра нельзя. Что добром это не кончится, что нужно идти на пятый этаж школы и уже там, на месте, разбираться.

– Можете хоть на Северный полюс отправляться, – буркнул он. – Я в школу.

– Давно не был, да? – ехидно осведомился Левка. – Или пойдешь спросишь, что задали на понедельник? Шагунов, проснись! – заорал он ему прямо в лицо. – Два придурка собираются нас убить. И не просто убить, а сделать из нас шкурки для своих экспериментов.

«Не слушай его, – пробормотал в Илькиной голове вкрадчивый голос. – Ты прав. Забирай своего платочного человечка и иди в школу. Человечек поможет проникнуть в здание. А друзья пускай делают что хотят».

– Друзья пускай делают что хотят, – с трудом произнес Шагунов. – Я иду в школу.

В доказательство своих слов он развернулся и потопал по дорожке между домами.

– Чтобы я в эту школу добровольно пошел, – пробормотал Сашка, озадаченно почесывая затылок.

– Не нравится мне это. – Сидоров нервно дернул ртом. – Какой-то он не такой.

– Если бы у тебя глаза отобрали, а потом вернули, ты бы тоже был на голову стукнутый, – отозвался Квасников. – Куда мы сейчас?

– Я домой. – Левка перестал сверлить Илькину спину взглядом и глянул по сторонам. – Есть хочется. Да и поспать не мешало бы. Надоело мне все.

– Тогда я тоже домой, – решил Сашка. – Гляну, что там и как. И если опять этот старик в телефоне поселится, рвану к брательнику. Он у меня на соседней улице живет.

– Ну, тогда бывай. – Сидоров поднял руку в знак прощания. – До понедельника. Если что – звони.

– И ты звони, – отозвался озадаченный Сашка.

Ему казалось, что после всего, что они пережили, вот так взять и разойтись нельзя. Что не могут они расстаться до понедельника, потому что до этого самого понедельника еще целых два дня, и как их прожить, неясно. Что нельзя оставлять Ильку одного, что он способен наделать таких дел, после которых понедельника у них может вообще не быть.

Расстроенный Сашка побрел вдоль по улице.

Левка еще медлил. Он с задумчивым видом смотрел по сторонам, словно в лицах прохожих можно было найти подсказку, как быть дальше. Но прохожие не были посвящены в его проблемы, поэтому просто огибали Сидорова и бежали дальше по своим делам.

– Дверь-то вы у меня закрыли, – вдруг забеспокоился Левка, ощупывая свои карманы.

– Ага, захлопнули. – Квасников вернулся обратно. – Только я там сумку у тебя взял, чтобы бутерброды положить. А куда дел, не помню.

– Это ладно. – Сидоров искал предлога, чтобы задержаться, и не находил его.

– Ладно, – согласился Сашка. – А Илька теплые вещи у тебя брал, мы на Мадагаскар собирались. Он их, наверное, куда-нибудь положил. Может, догоним, спросим? – заторопился он.

Но Левка равнодушно махнул рукой, отвернулся и зашагал прочь.

Квасникову очень хотелось повторить этот жест, отрезающий его от всех проблем и от всего мира. Но махать рукой было некому, Левка ушел, поэтому он просто отправился домой, размышляя о том, какая у них все-таки странная компания подобралась. Совершенно чокнутый Шагунов, ненормальный Сидоров и единственный человек с головой – он, Сашка Квасников.

Ближе к дому мысли потекли в другую сторону. Поднявшись на свой этаж, Квасников остановился.

Восемь часов вечера, родители уже вернулись с работы, сестра торчит у телевизора. Мать, конечно же, будет ругаться, отчим тоже что-нибудь скажет в том духе, что он считал Сашку взрослым, а тот ведет себя как детсадовец.

Как только Квасников об этом подумал, ему сразу расхотелось идти домой. Что он там забыл? У него и так дел навалом. Мир опять же остался не спасенным. Шагунова где-то впотьмах носит. Сумасшедший коллекционер с Восставшим Мертвецом разрабатывают свои черные планы. Нет, Сашке рано было открывать дверь своей квартиры. Либо он вернется победителем, либо… Впрочем, во втором варианте тоже предусматривалось возвращение, просто более тихое и незаметное.

Кроссовки скрипнули, когда Квасников крутанулся на пятках и побежал вниз по лестнице.

Он же ничего не теряет. Смотается до школы, разведает обстановку – и назад. А будут его ругать за то, что он пришел в восемь или в девять, – это неважно.

Школьный парк накрыл вечерний сумрак. Идти мимо темных облетевших яблонь и берез было жутковато. Так и виделось, как из-за корявого ствола выныривает Иван Иванович Иванов и предлагает Сашке на выбор: смерть быструю, смерть мучительную или смерть еще какую-нибудь.

Чтобы было не так страшно, Квасников поскорее пробежал через парк и оказался на площадке перед школой. Ближайший фонарь был за забором, и до площадки долетали его сумрачные отблески, дающие больше тени, чем света.

Кстати, о свете!

Сашка задрал голову. Куда выходят окна кабинета труда, он не помнил. Но если Илька туда добрался, то какие-нибудь окна на пятом этаже должны быть освещены.

И точно. Во всем здании горело четыре окна на пятом этаже. В одном из них четко просматривалась высокая человеческая фигура.

За спиной у Сашки зашуршали кусты. Он быстро обернулся, готовый увидеть всю чертову компанию – и старика, и Ивана Ивановича Иванова, и куклу.

Мигнул далекий фонарь, хлопнула дверь подъезда, звякнул велосипедный звонок.

Никого.

Квасников опять посмотрел на пятый этаж школы. Окна погасли. Человеческой фигуры тоже видно не было.

– Ну вот, – пробормотал Сашка себе под нос, – самое интересное пропустил. Теперь Шагунов сам во всем разберется, и вся слава одному ему достанется.

Вопрос со славой больше всего волновал Квасникова. Ему было двенадцать, а знали о нем только родители с сестрой да одноклассники. Для двенадцати лет было маловато.

– Как же он вошел? – Сашка подергал решетку, закрывающую входную дверь. На ней висел замок, и не было похоже, чтобы его взламывали.

Попасть в школу можно было еще через окна первого этажа, пожарную лестницу и два черных хода – через столовую и около спортивного зала.

Квасников пару раз обежал вокруг школы. Оба черных хода были надежно заперты, на всех окнах первого этажа были решетки.

Второй круг дался ему тяжелее, потому что на улице резко потемнело.

Получалась какая-то странность. Внутри здания кто-то был, а как он туда попал – неясно. Если только не предположить, что этот некто вошел и за ним другой некто запер дверь.

На пятом этаже снова загорелся свет. На окнах дрогнули шторы.

– Шагунов! – негромко позвал Квасников. Кричать громко он боялся. Не хватало еще, чтобы на его вопли сбежались все окрестные привидения.

По шторам пробежала неясная тень, за ней другая. Потом к стеклу кого-то припечатали спиной. И свет погас.