В канун Рождества 1954 г. Аннелиза была занята в своем магазине, в то время как я развозил на машине по заказам цветы. Наши дела не давали нам возможности проводить праздник вместе с детьми. Слушая рождественские песнопения по радио и наблюдая за кружением снега вокруг, я был растроган до слез, представив, как Марион и Гарольд сидят теперь в одиночестве. Я вспомнил сказочные встречи Рождества в моем детстве. Это заставило меня больше ценить время, проведенное с детьми. Вечером всей семьей в канун Рождества мы все-таки собрались за праздничным столом.

Все же Аннелиза решила закрыть свой магазин, несмотря на то что она вложила столько сил в свое дело. Это произошло до того, как наступило следующее Рождество.

Побег из Восточной Германии

В начале 1950-х гг. мой брат Ганс продолжал жить на ферме в Пюггене с матерью, моими сестрами и тетей Ядвигой. Брат Отто женился, и теперь он жил и работал на ферме родителей своей жены близ Хоэнгрибена.

Наша ферма в Пюггене еще не была конфискована правительственным постановлением, но разнарядки на поставку продуктов после того, как мой отец остался на Западе, постоянно увеличивались. Другие фермеры тоже постоянно не выполняли разнарядку, но коммунистические власти преследовали именно мою семью из-за ее враждебности к режиму.

Незадолго до Рождества 1951 г. Отто был вызван к мэру Пюггена. Моя сестра Марлен, обеспокоенная тем, что прошло полтора часа, а Отто все еще не возвращался, решила узнать сама, что случилось. Оказалось, что ждали приезда из Зальцведеля, расположенного в 16 километрах, представителя властей. Когда он приехал, Отто вывели из здания администрации в наручниках и увезли.

В Зальцведеле судья приговорил Отто к 15 месяцам тюрьмы за невыполнение нашей фермой продуктовой разнарядки. Судья, видимо, не знал, что всеми делами на ферме занимается моя мать, а Отто проживает в Хоэнгрибене. В суде Отто также сообщили, что ферма будет конфискована, потому что она не справляется с плановыми заданиями, а его отец в 1948 г. бежал на Запад.

Когда жители Пюггена узнали о судебном приговоре Отто, они были настолько возмущены, что собрались вокруг полицейского участка, располагавшегося в подвале, и не расходились до тех пор, пока Отто не освободили. Полиция Восточной Германии вскоре повторно арестовала его, но в середине февраля 1952 г. он был выпущен из тюрьмы. Отто вернулся в Хоэнгрибен и редко появлялся на ферме в Пюггене.

В это же самое время правительство конфисковало ферму и передало ее в опеку доверенному лицу, а также арестовало ее счет в банке. В доме была реквизирована мебель. Правительственные чиновники начали забирать лошадей с конюшни и использовать их где-то в другом месте; забивали скотину на мясо, даже если корова должна была вскоре отелиться.

Поскольку моя сестра Криста работала в фотоателье в Зальцведеле, моя старшая сестра Марлен должна была присматривать за матерью и сестрой Маргарет. Теперь Марлен была государственным работником и получала почасовую зарплату за работу на нашей ферме. Моя семья больше не могла получать продовольствие – яйца, молоко – и другую продукцию с фермы, ведь теперь она была в государственной собственности. Всякие другие работы, кроме выращивания скота и ухода за ним, были прекращены.

В марте 1953 г. местный лютеранский пастор Шмершнайдер, который предупредил в 1948 г. моего отца об аресте в случае его возвращения, передал новую информацию. В этот раз он сообщил моей матери и сестрам, что коммунисты собираются отправить Марлен и Кристу в трудовой лагерь на остров Рюген в Балтийском море в наказание за нелегальный отъезд отца несколько лет назад.

Моя мать и сестры в условиях все более ухудшавшегося положения приняли тяжелое для них решение оставить навсегда нашу старую родительскую ферму и бежать в Западную Германию. Это было нечто большее, чем бросить дом и собственность; это значило поражение в правах целой семьи, отказ от земли, на которой наши предки жили столетиями.

Готовясь к отъезду, моя мать и сестры начали собирать свои личные вещи, одежду и все самое необходимое и затем отправляли почтой отцу в Западную Германию. Посылки высылались из разных мест, чтобы не вызывать подозрений. Хотя по почте можно было отправить отдельные ценные вещи, они не могли рисковать и выслать таким путем все остальное имущество.

Среди неотосланных ценностей были старинные монеты, которые отец откопал еще в 1920-х годах в нашем саду. Эти монеты времен Тридцатилетней войны 1618–1648 гг., вероятно, спрятали давние жители этих мест перед тем, как скрыться в окрестных лесах, спасаясь от солдат-мародеров.

Когда я учился в Вольфенбюттеле, у моих родителей было трудно с деньгами, и они, чтобы помочь мне, отдали мне часть коллекции. Хотя я и заложил ее в свое время, но перед тем, как уехать в Канаду, я отдал оставшуюся часть монет матери. Когда она готовилась к отъезду в Западную Германию, то решила доверить всю коллекцию одному из соседей, который, как ей казалось, заслуживал доверия. К несчастью, он оказался человеком нечестным и продал наше семейное сокровище.

Заборы из колючей проволоки, минные поля и сторожевые собаки на границе стали непреодолимым препятствием для тех, кто намеревался нелегально пересечь ее. Но оставалась возможность побега на Запад из разделенного Берлина. Поскольку каждому, кто пытался уехать на Запад без официального разрешения, грозили арест и тюрьма, мать и сестры хранили в тайне от соседей свое намерение и вели обычный образ жизни до того дня, когда настало время бежать.

Они оставляли все, взяв с собой только небольшие чемоданы, и 3 апреля 1953 г., в пятницу, за два дня до наступления Пасхи, начали по одному уезжать из Пюггена, чтобы не привлекать к себе внимания тайных осведомителей.

Моя мать села на поезд в Бетцендорфе; Маргарет присоединилась к ней в Зиденлангенбеке. Тем временем Криста осталась в Зальцведеле после окончания рабочего дня в пятницу, а Марлен в это время задавала корм скотине.

Сообщив опекуну, что она собирается присутствовать на церковной конфирмации близкого родственника и не вернется до начала следующей недели, Марлен попрощалась с тетей Ядвигой. В то пасхальное утро она в последний раз вышла из ворот нашей фермы. Сев на поезд в Зиденлангенбеке, Марлен встретилась с Кристой в Зальцведеле.

Добравшись до Восточного Берлина, моя мать и сестры отдельно друг от друга воспользовались метро, которое продолжало связывать Восточную зону, контролируемую коммунистами, и Западную зону под управлением западных союзников. Радостное воссоединение в Шпандау в Западном Берлине означало, что они отныне были в безопасности и свободны, хотя у них и не было