Гель быстро сообразил, что ему делать теперь дальше, но из боязни, как бы Румней не догадался о его намерениях и не помешал ему, он нагнулся к Антонию и шепотом отдал ему самые необходимые приказания.

Антоний, не говоря ни слова, быстро сел на свою лошадь, поехал к той гостинице, где они закусывали, и спросил что-то у человека, стоявшего в дверях.

Результат этих переговоров был, по-видимому, неблагоприятен, так как, отъезжая от ворот гостиницы, Антоний отрицательно покачал головой и быстро помчался по направлению к городу, мимо которого они недавно проезжали.

Боттль молча наблюдал за Антонием, так же как и Румней, посмотрел вопросительно на Геля, как бы спрашивая у него, в чем дело.

– Ничего, – ответил ему Гель спокойно, – если он заметит Барнета и его людей раньше, чем найдет то, за чем я послал его, он вернется сюда, и мы тогда встретимся с Барнетом в открытом бою; может быть, это будет еще к лучшему.

Нечего говорить о том, что Гель всегда имел в виду последнее средство – сразиться с Барнетом и его людьми, но по возможности старался избегать подобной встречи, так как боялся, что Барнет сразу увидит, что имеет дело с подставным лицом, а вовсе не с сэром Валентином.

Чтобы привести свой план в исполнение, не теряя драгоценного времени, Гель подъехал к Румнею и сказал ему:

– Велите своим людям выпрячь лошадей из экипажа; не имеет никакого смысла оставлять их в упряжи, так как двинуть его с места все равно нельзя.

Разбойники быстро исполнили данное им приказание и в одну минуту выпрягли лошадей; они сидели теперь все верхом, переговариваясь и недоумевая, что будет дальше. Анна и ее паж тоже сидели молча, не выдавая своих тайных мыслей. Боттль и Румней катались взад и вперед, перекидываясь отдельными фразами.

Наконец вдали показалась фигура Антония. Он ехал быстро, но спокойно. По-видимому, он нигде не нашел ни малейших следов Барнета и его людей. Антоний вез старое дамское седло и множество охотничьих рогов, нанизанных на веревку. Очевидно, он ездил в город только для того, чтобы достать эти предметы. Спутники Геля с любопытством оглядывали их, не понимая, зачем они ему понадобились.

Мерриот приказал Антонию и Киту сойти с лошадей. Затем он велел прежнюю лошадь Френсиса подвести к экипажу, и Антоний оседлал ее под дамское седло, привезенное им.

– Ну а теперь, сударыня, – сказал Гель, обращаясь к Анне, – позвольте помочь вам взобраться на лошадь.

Она сидела неподвижно и молча, как будто слова эти относились не к ней, и только многозначительно взглянула на Румнея.

Гель понял, что должен действовать скорее, иначе разбойник поймет ее немой призыв и вступится за нее.

– Том Коббль, подержи мою лошадь! – воскликнул Гель и в одну секунду соскочил на землю. Затем он быстро очутился в колымаге, поднял на руки Анну, вынес ее из экипажа, и, раньше чем она успела опомниться, она уже сидела на лошади.

– Давай сюда веревку! – крикнул Гель.

Антоний подал ему веревку, на которой висели охотничьи рожки. Раньше чем Анна успела соскользнуть опять на землю, Гель дважды обернул веревку вокруг ее талии и взял оба конца в свои руки, затем быстро вскочил на эту же лошадь впереди Анны, обвязав оба конца веревки вокруг себя.

– А теперь, Антоний, привяжи так же за собой Френсиса! – крикнул Гель, и Антоний моментально исполнил его приказание, раньше чем паж успел сообразить, что с ним делают.

– Кит, раздай-ка всем эти рожки! Один дай мне, другой – Антонию, третий – Румнею и еще один – Тому Кобблю. А теперь все по местам! Кит, поезжай вперед! Капитан Румней может ехать где ему угодно. Слушайте все, что я вам скажу. Когда я затрублю в этот рог, все должны сделать то же самое, а у кого нет рога, тот должен кричать изо всех сил, и все должны ехать галопом, пока я не прикажу переменить аллюр.

Минуту спустя вся кавалькада понеслась вперед, оставляя позади себя сломанный экипаж, который все еще продолжал лежать печально на боку.

Анна сразу поняла, почему Гель счел нужным запастись рожками. Теперь, когда она уже не сидела в глубине колымаги, ей было гораздо легче закричать и позвать людей на помощь, и поэтому он заранее принял меры, чтобы заглушить ее крики. Вся эта шумная ватага должна была навести свидетелей на мысль, что это просто веселая компания, которая выпила больше, чем следует, и поэтому несется мимо с гиком и шумом. Присутствие женщины в данном случае никого не могло удивить, так как в те времена находились нередко женщины, разделявшие самые шумные увеселения мужчин.

Зато Анна не могла понять сначала, почему Гель счел нужным взять ее на свою лошадь, вместо того чтобы посадить ее отдельно на другую лошадь. Ей и в голову не приходило, что он сделал это для того, чтобы в случае кровавого столкновения с Барнетом и его людьми она не попала в руки Румнея, который несомненно будет сторожить ее, так как, очевидно, горит желанием обладать ею. Привязанная к его седлу, она всегда будет находиться под его защитой, и если ему придется спасаться бегством, он может быть уверен, что она останется все же в его власти. Если ему будет грозить неминуемая опасность быть убитым, он всегда сумеет вовремя разрезать веревку, которой она была привязана к нему, и она сможет во всякое время воспользоваться тогда своей свободой.

Что касается Френсиса, то благоразумнее всего было, конечно, привязать его к Антонию, так как благодаря своей смелости и решительности он был способен на самый отчаянный шаг, только бы спасти свою госпожу.

Ровно в восемь часов они покинули сломанный экипаж, а в девять уже въезжали в город Скитон. Гель решил проверить, хорошо ли поняты его инструкции, и затрубил в свой рог; моментально все остальные сделали то же самое, причем пустили лошадей вскачь и понеслись как угорелые по улицам города, к удивлению и несказанному испугу его жителей, которые долго еще потом смотрели вслед этой шумной ватаге. Разбойники пришли сразу в хорошее расположение духа, им, по-видимому, очень понравилась эта забава, и только один Румней ехал молчаливый и угрюмый, не дотрагиваясь до своего рожка.

Румней вообще после истории с колымагой находился в самом удрученном состоянии духа; он ехал теперь позади Геля, и Анна, сидевшая на лошади боком, все время не спускала с него глаз; в ее взоре он ясно читал удивление по поводу того, что он до сих пор не предпринимает ничего для ее спасения. Это выводило его из себя, и он в душе решил по возможности скорее оправдать себя в ее глазах.

Они проехали так довольно долго, вдруг Румней громко крикнул:

– Ребята, стойте! Все ко мне!

Разбойники сразу осадили лошадей. Большинство из них с удивлением смотрели на своего предводителя, но многие сразу поняли, в чем дело, так как, по-видимому, они были уже заранее предупреждены. Они вытащили свои сабли и окружили Румнея.

Румней в мгновение ока тоже повернул свою лошадь и встал лицом к Гелю. Тот тоже, недолго думая, обнажил свой меч и громко крикнул:

– Что это значит, Румней?