– Никакой плотной еды, – предупреждает меня Мэриз. – Суп и, возможно, пудинг. И, если тебя не стошнит, можно будет поговорить и о чем-то более сытном.

– Конечно. – Мэйси бросает на меня ободряющий взгляд, затем берет своего отца под руку. – Пойдем, папа. Надо принести Грейс еды до того, как ее сморит сон.

Она выходит, дядя Финн идет сразу за ней, и я говорю себе, что надо будет сделать ей что-нибудь по-настоящему приятное, чтобы отплатить за то, что она помогла мне избавиться от него.

После их ухода мне становится немного не по себе оттого, что я осталась наедине с этой медсестрой, но она, похоже, не прочь дать мне «поспать», чем я готова воспользоваться в полной мере. Теперь, когда действие успокоительного по большей части прошло, я чувствую себя так, будто меня переехала снегоуборочная машина… притом дважды. Я уверена, что это просто из-за потери крови, так что я не беспокоюсь. Но ощущение это отвратное.

Несколько минут проходит в молчании, но Мэриз, видимо, смекает, что я не сплю, потому что спрашивает:

– У тебя есть еще какие-то вопросы о твоем состоянии, Грейс?

– Нет, вопросов нет, – отвечаю я. Но тут мне приходит на ум один вопрос: – Собственно говоря, я бы хотела узнать, когда вы снимете мне швы.

– Швы? – Похоже, мой вопрос озадачил ее, чего я понять не могу.

– Ну, на разрыве артерии. Вы же наложили на него швы, не так ли? Или такие вещи делают только в «Анатомии страсти»?

– А, ну да. Конечно. – Теперь она, кажется, чувствует себя не в своей тарелке. – Швы, которые я наложила на твою артерию, рассосутся сами собой, так что не беспокойся.

– А те, что снаружи? Те, которые были наложены на рану?

– Они рассосутся тоже.

Ее ответ кажется мне странным, но я не медсестра, так что готова удовольствоваться им. Во всяком случае, до тех пор, пока она не продолжает:

– Кстати, не снимай повязку. Зайди ко мне завтра, и я поменяю ее, но сама не трогай ее по меньшей мере неделю.

– Неделю? А как же душ?

– Я дам тебе водонепроницаемую пленку, чтобы закрыть ею пластырь. Так он останется сухим, даже когда ты будешь мыть голову.

Что-то многовато работы для раны, которая вроде бы должна зажить нормально, но я не стану указывать ей на эту странность. Во всяком случае, пока. Вместо этого я просто говорю:

– Спасибо. – И, закрыв глаза, на этот раз действительно пытаюсь заснуть.

Но у меня ничего не выходит, потому что, какой бы сонной я себя ни чувствовала, тут что-то не так, в том числе то, что мою артерию зашила медсестра… а затем очень изумилась, едва я заговорила о швах. В Калифорнии такими вещами занимаются только врачи.

С другой стороны, тут ведь Аляска, и до ближайшего очага цивилизации отсюда надо ехать полтора часа. Возможно, естественно, что в Кэтмире школьная медсестра может делать куда больше, чем ее коллеги в других школах. Возможно, она медсестра высшей квалификации и потому имеет право прописывать успокоительные и латать артерии.

Как бы то ни было, я радуюсь, когда Мэйси наконец возвращается. Я продолжаю притворяться спящей, пока Мэриз не уходит, но, как только за ней закрывается дверь, я сажусь на кровати.

– Чего ты мне не говоришь? – спрашиваю я кузину, которая вскрикивает и едва не роняет поднос с едой.

– Я думала, ты спишь!

– Мне хотелось, чтобы Мэриз ушла, – говорю я и, скинув с себя одеяло, ставлю ноги на пол.

– Тебе надо сейчас же лечь, – делает мне замечание Мэйси.

– Мне надо выяснить, что случилось со мной на самом деле, – возражаю я. – Какова вообще вероятность того, что от землетрясения окно разлетится на куски и один из осколков рассечет мою артерию? По-моему, шансы на это невелики. И Мэриз почему-то сказала мне, чтобы я не смотрела на свой порез. В чем же тут суть?

– Наверное, она просто не хочет, чтобы ты распсиховалась из-за того, что шрам выглядит некрасиво.

Мэйси ставит поднос с ужином на свой письменный стол, но вместо того, чтобы повернуться ко мне, продолжает возиться с едой, пока у меня не иссякает терпение. Ведь какой смысл так возиться с мисками супа?

И я встаю на ноги, пытаясь не обращать внимания на головокружение, и иду к ней. Комната начинает ходить ходуном перед моими глазами, и я хватаюсь за стену, чтобы не упасть.

Всего лишь небольшой порез, как же. Да, похоже, плохи мои дела.

Мэйси оборачивается и, видя, что я едва держусь на ногах, кричит:

– Возвращайся в кровать! – Она хватает мою руку и кладет ее себе на плечи. – Пойдем, я тебе помогу.

– Скажи мне правду. Моя артерия в самом деле была просто рассечена? Или же мне чего-то не говорят? – спрашиваю я, отказываясь сдвинуться с места, пока она не ответит на мои вопросы.

– Твоя артерия была рассечена. Я сама видела кровь.

– Я спрашивала не об этом.

– Да, но это все, что я знаю. Меня же не было рядом, когда Джексон принес тебя к нашей медсестре. Я была на танцевальной тренировке.

– А, ну да. – Я вздыхаю, борясь с желанием вырвать у себя одну-две пряди волос. – Извини. Просто у меня такое чувство, словно в этой истории что-то не так.

– Не знаю, Грейс. Да, логика тут есть. Похоже, в последнее время тебе особенно не везет. Сначала сломался тот сук, а теперь разбилось окно. Все это как-то странно.

– Да, странности повсюду. Я тоже так считаю. Все это очень маловероятно. Просто не знаю, что и думать.

– Сейчас тебе не стоит думать ни о чем, кроме возвращения в кровать и сна. Мэриз убьет меня, если увидит, что ты разгуливаешь по комнате.

– Да, она самая устрашающая медсестра, которую я когда-либо видела, – говорю я, позволяя Мэйси довести меня до кровати.

– Не такая уж она и страшная. Просто… серьезная.

Проходя мимо моего письменного стола, я хватаю футляр для карандашей. Внутри него есть зеркальце, и я хочу посмотреть на мой порез.

– Да, можно сказать и так.

– Какой суп ты будешь есть? – спрашивает Мэйси, усаживая меня на кровать, простыня на которой кажется сейчас куда глаже, чем когда я встала. Что непонятно, ведь Мэйси все время находилась на другой стороне комнаты.

– Это сделала ты?

– Что именно?

– Поправила мою постель. Когда я встала с нее, она была измята.

– Да, я… э-э… – Она двигает рукой, словно разглаживает что-то.

– Когда? – Как же я проглядела? Я даже не видела, как она подходила к моей кровати.

– Я сделала это, когда ты стояла, держась за стену. Твои глаза были закрыты целую минуту, и я не хотела беспокоить тебя, пока ты приходила в себя.

Мне опять кажется, что тут что-то не так. Я была уверена, что, обнаружив меня на ногах, она бросилась ко мне сразу. Правда, из нас двоих под воздействием седативного средства находится не она, а я, ее же разум ничем не притуплен. Да и вообще, не все ли мне равно? Ведь моя измятая простыня разгладилась не сама собой.