хоть чем-то, мои руки сковали крепкие руки Анжея, а движение руки милорда я даже не увидела — только серебристая вспышка в воздухе и звук, который ни с чем невозможно сравнить. Кинжал вошел точно в сердце: я стала понимать в этом толк после учебных боев с милордом, и я не кричала «нет». Я даже имени этого юноши не могла прошептать, потому что не знала его. И не было слез — лишь широко открытые глаза пленника и его молчание…

Я не молилась, не плакала и уже не боялась. Я не слышала, что говорил милорд, потому что уши мои заложило, но я видела, как шевелились его губы. Я могла дышать, но, казалось, забыла, как это делается и время остановило свой бег. Я парила в пространстве этого зала, и черные колонны зловещими тенями окружали меня. И я думала, как хорошо, что Дэниэль не знает, чья кровь на его кинжале.

Когда восприятие окружающей действительности возвратилось ко мне, мои руки были уже свободны, а милорд вложил в ножны мое оружие, заботливо кем-то очищенное и возвращенное убийце, чьи глаза вновь обрели жизнь. Было странно видеть жизнь в глазах милорда после того, как он отнял ее у другого. Он отнял ее легко, и я не могла не задуматься, с чем я столкнулась, и кем является милорд на самом деле. Только тогда клятва верности, данная мне народом принца Дэниэля, окончательно обрела свой истинный смысл.

Я отчетливо поняла, что могу стать такой же, как и милорд, и тогда наши цели совпадут. Но рядом с ним буду уже не я, а кто-то иной, потому что достижение общей цели означает убийство многих и многих людей, и моих друзей тоже. Именно я стану их судьей и их палачом, даже если убивать будет кто-то другой. Ни одна душа не сможет выжить после этого, как не сможет выжить и моя. И я призналась самой себе, что не смогу предать смерти принца Дэниэля ради спасения собственной жизни.

Никто не пытался задержать меня, когда я уходила, но Анжей меня проводил. Я добралась до своей комнаты и свалилась на постель в полнейшем изнеможении, и сознание мое выключилось прежде, чем голова достигла подушки.

Я проснулась глубокой ночью. Очнулась от забытья и долго лежала, устремив свой взгляд в распахнутое окно, пропускавшее звездный свет через прозрачные шторы. Это была не первая смерть, с которой мне пришлось столкнуться, но предчувствие, что она будет не последней, вызывало спазмы в желудке, и я ощущала во рту резкий привкус желудочного сока. Я не могла оставаться в замке, ибо сами стены давили на меня, мешая дышать.

Горе и боль заставили меня покинуть свою комнату, и эту ночь я уже не хотела и не могла провести в замке, как не хотела провести и все последующие ночи. И тогда я осторожно спустилась по стене, используя прочные лианы, опутавшие стены замка, и тайно прокралась в конюшни через восточную дверь, которой пользовались рабочие и служащие замка.

Предчувствуя ночную прогулку, Огонек обрадовался мне. Ожидание ночного глотка свободы заставляло его безупречное тело вздрагивать и пританцовывать, пока я накидывала седло. Я провела Огонька через сад и вышла с ним у ворот, расположенных возле хозяйственных построек, используемых для повседневных перемещений повозок с продуктами. Здесь не было постоянной охраны, а только ее пост неподалеку, периодически проверяющий целостность замков и ворот. У меня не было проблем с тем, чтобы сбежать, но погоня за мной была неминуемой.

Огонек обрадовался ночной прохладе и возможности прогуляться, словно вечность до этого простоял в стойле. Он уходил от замка на скорости, и я лишь поощряла его. Он не скакал, а летел, и ветер сушил слезы на моих глазах, не давая им пролиться.

Мы остановились у небольшого озера — далеко от замка, города и людей. Под звездным небом, отражавшимся в воде, мною владели странные чувства, похожие на горечь, беспомощность, злость, усталость и смятение. Я чувствовала себя марионеткой, с которой играли в игру без правил и чести.

Для милорда цель всегда оправдывала средства, и я знала, как далеко он может зайти в своем стремлении к власти, но ощущать собственную беспомощность я не хотела и не могла. Даже вынужденная подчиняться обстоятельствам, я воспринимала мир милорда, как свой собственный дом, но эти чувства меня обманули.

Я поняла, что заблуждаюсь, и этот мир никогда не станет моим. Я всегда буду чужой, несмотря на любое решение, — остаться с милордом или выбрать Дэниэля. Проклятая и обреченная в будущем на одиночество и смерть, — вот какой я увидела себя со стороны, и я безумно захотела исчезнуть. Я захотела уйти навсегда, вернуться к себе домой, где никто не замечал моего присутствия, где меня не обременял груз ответственности и страдания незнакомых мне людей.

Я так сильно захотела вернуться, что ощутила, как окружающий меня мир расползается, словно разорванный ветром туман. Пространство вокруг меня и ночные звезды сжались до одной единственной звезды, горевшей на небе, а затем все вокруг меня превратилось в огромную ревущую воронку, захватившую мое тело. Моя душа полетела к звезде — огромному и знакомому солнцу в конце бесконечного туннеля, вращавшегося вокруг меня с огромной скоростью. Где-то позади я услышала встревоженное ржание Огонька, но уже не могла остановиться. Всепоглощающая жажда побега и желание покинуть мир Дэниэля и милорда, поглотили даже мои чувства к Алексу. Но я не добралась до конца.

Сильный удар выбросил меня из объятий воронки, и я очутилась на земле, не в силах даже вздохнуть, словно словила оплеуху в солнечное сплетение. Я каталась по траве, сжавшись от невыносимой боли, пытаясь заполучить в свои легкие хоть немного кислорода. Жуткое ощущение тела, лишенного костей и опоры под ногами, владело мною, и я глотала свои слезы, пока не смогла дышать. Вслед за болью накатилась слабость, и я так и осталась лежать на земле, упираясь носом в чьи-то сапоги.

— Лиина! — Голос Анжея облегчения не принес.

— Как я устала от тебя, Анжей… — В те минуты я почти ненавидела его, хотя и понимала, что была не права. — Как же я устала от всех вас! — Поднявшись на ноги с трудом, я все же отвергла протянутую руку, предлагавшую помощь.

Чье-либо человеческое прикосновение было сейчас просто невыносимым для меня. С меня и так словно кожу содрали, и я ненавидела всех людей этого мира за их способность и готовность убивать. К тому же меня не покидало чувство собственной вины, а