меня. Покушение на вашу жизнь является изменой, оставить которую без внимания я не могу. И наказание неизбежно для того, кто поднял свою руку на вас! — Резкий переход милорда на «вы» не сулил ничего хорошего…

С каким-то мистическим страхом я наблюдала за тем, как его изумительно красивые глаза поглощает ночь и тьма. В такие глаза я смотреть не могла, как не могла восхищаться ими. И милорд отошел от меня, скорее почувствовав, чем поняв, что мое настроение изменилось. Он хотел сказать что-то еще, но секунды колебаний растянулись на минуты, и милорд передумал. Какая-то новая мысль пришла ему в голову, и он велел Анжею оставить нас.

В огромном светлом кабинете милорда, утопающем в солнечных лучах, я вдруг ощутила себя запертой в тесной клетке с опасным и непредсказуемым зверем, в чьих когтях была моя жизнь, и в чьей власти было разорвать мое тело на части. И тогда тьма, затаившаяся в глазах милорда, выплеснулась наружу и окатила меня ледяной волной обжигающего холода. Знакомая боль сжала мое сердце, затрудняя дыхание, и милорд вломился в мое сознание, разрушая его, парализуя мою волю. Я думала, что кричу, но это был шепот:

— Невозможно! Вы не можете читать мои мысли!

А он выпустил из себя зверя, с которым я только что познакомилась, и все вокруг меня поддернулось дымкой, словно нас окутал туман. Лицо милорда стало чужим и незнакомым — призрачным, едва пробивавшимся сквозь окружающий сумрак. Я уже не понимала, кого я вижу на самом деле — человека, которому симпатизировала, или опасного зверя, подлежащего уничтожению.

Нарастающий гнев милорда и разбуженный этим страх взывали ко мне, а мой собственный разум пытался меня остановить, пытался объяснить, для чего милорд спровоцировал нужную ему реакцию. Но я не послушала себя и слепо поддалась своим инстинктам, и мои способности вновь раскрыли себя. Я шагнула в глаза милорда, где пряталось ночное небо без звезд, окунулась в темные воды, стряхнув с себя плоть, как ненужную одежду, и закрыла свои глаза от нахлынувшей боли, разорвавшей свет. Когда я открыла их, я увидела только тьму и в этой темноте я была не одна…

Я не почувствовала страха, как не почувствовала и опасности. Я просто хотела увидеть того, кто скрывался в ночи, и протянула к нему руку, буквально вытащив на яркий свет, исходивший от меня. И тогда мой страх исчез, потому что на меня смотрела маленькая девочка с бесстрашными зелеными глазами, и моя усталость заставила опуститься перед ней на колени.

— Я тебя вижу, — она улыбнулась мне, как могут улыбаться только дети — смущенно и немного загадочно.

Только дети могут улыбаться там, где взрослому хочется плакать, ибо они не только частица родного мира, но и часть голубых небес, словно одна половинка их души — небесная, а другая половинка — земная. И я вдруг поняла, что знала ее всегда. В точно таком же возрасте я смотрела на мир широко раскрытыми глазами, воспринимая его, как огромный дом, принадлежащий лишь мне, и мое собственное «я» поглощало весь окружающий мир. Вот только я никак не могла понять, почему, заглянув в бездну, которую скрывали глаза милорда, я увидела в ней саму себя?

Девочка тронула мое лицо своей ладошкой, коснулась волос и погладила их с нежностью, свойственной только детям.

— Больно? — Она словно в душу мою заглянула, и я вдруг молча заплакала — слезами печали, утраты и сожаления, не принесшими облегчения. Но в ее глазах не было боли.

— Почему ты сопротивляешься ему? — Она или я задали этот вопрос, прозвучавший в тишине? — Почему ты противишься боли? Боль может поглотить тебя и раствориться, освободить от желаний и мыслей. Разве не этого ты хотела больше всего — покоя и освобождения? — Ее слова эхом пронеслись в пространстве и повторились несколько раз.

Я сжала ее ладошки, потом посмотрела на них и прижалась к ним щекой. Я забыла, какой трогательной и невинной была, и какие вопросы задавала себе. Но я никогда не лгала себе. Я боролась с болью и одновременно стремилась к ней — вот почему милорд привлекал меня. Саморазрушение и мое стремление к смерти — логическому завершению моих тайных желаний, стало вдруг очевидным и явным для меня. Долгий или короткий путь к бездне — я всегда хотела его пройти, и мое подсознание стремилось к гибели, ибо только так я могла достичь покоя…

А потом маленький ангел ушел. Я разгадала загадку в абсолютной уверенности, что милорд тоже ее разгадал, но в моей душе все еще жил ребенок, не верящий в смерть. И это давало мне надежду и придавало смысл моей жизни. Когда ночная бездна снова уменьшилась в своих размерах, сузившись до двух маленьких точек в изумительно красивых глазах милорда, я улыбнулась. Частичка меня самой прокралась в самые тайные уголки его души, а милорд этого даже не заметил. Мой маленький ангел, почти позабытый, остался там, и я поняла, что не потеряла веру в добро, несмотря на уверенность в том, что давно уже лишилась ее.

Я вернулась из тьмы, и тьма сбежала от меня, освободив глаза милорда. Но ему стало нехорошо. Он коснулся висков кончиками пальцев, словно ощущая головную боль, а затем резко побледнел и рухнул к моим ногам в глубоком обмороке. Мои руки были слишком слабы, чтобы удержать его, но мои усилия смягчили падение, а мой крик о помощи был наполнен искренней тревоги. За те минуты, что его голова покоилась на моих руках, я ощутила всю хрупкость человеческой жизни и поняла, что милорд был таким же человеком из плоти и крови — уязвимым и смертным.

Какое-то мгновение его жизнь находилась в моих руках: слишком беспомощным он был, но я так и не вспомнила Мастера и его предостережения. Я беспокоилась и волновалась, но только близкий мне человек способен был вызвать подобные чувства. Следующий за этим логический вывод поверг меня в состояние шока. Я поняла, что люблю милорда — в такой же странной и несвойственной мне манере, в какой он любит меня…

Совершенно отстраненно я наблюдала за тем, как Анжей умело и быстро приводит милорда в чувство, и краски жизни вновь возвращают свой цвет на его лице. Его открывшиеся глаза первыми увидели меня, а затем закрылись, забирая с собой мое отражение.

— Мне нужно прилечь… — Голос прозвучал еле слышно и Анжей помог милорду добраться до дивана.

— Лиина! — Милорд позвал меня, и я подошла к нему, одновременно стянув пару подушек