— Поляризованный стромбостетоскоп, — напомнила она ему.

Услышав об этом медицинском приборе, Орокин утвердительно кивнул головой.

— У нас есть в наличии опытный образец, — произнес он. — Сегодня я улетаю на неделю по рабочим делам, но будьте уверены, послезавтра его доставят в вашу лабораторию…

— Полковник… Леди… — знакомый механический голос заставил Орокина обернуться.

Перед ним предстал хозяин ресторанчика — Вольт Эйккен. В его глазные впадины были вмонтированы титановые окуляры, которые постоянно меняли точку фокусировки, то увеличиваясь, то уменьшаясь в диаметре. Худая шея Вольта была «прошита» металлическими пластинами встроенного в районе кадыка динамика, из которого и раздавался характерный механический голос хозяина заведения.

— Добрый вечер, Вольт, — произнес в ответ Орокин.

— Вам понравились наши блюда? — учтиво поинтересовался Эйккен, двигая окулярами.

— Да, Вольт, спасибо, все было замечательно…

Хозяин услужливо откланялся и оставил полковника наедине со спутницей.

— Откуда ты его знаешь? — поинтересовалась Рамина, нарушив неловкую паузу.

— Интернат. Мы росли с ним вместе в одном из интернатов Иерихона. Не сказать, что мы тогда были друзьями, скорее, знакомыми. Вольт был на год старше меня, поэтому, когда мне стукнуло четырнадцать лет, и я оказался без цента на улицах Иерихона, он уже состоял в подростковой банде. Случайно встретив меня в тот день на улице, он, узнав, что я только что покинул интернат, дал мне кредитку и исчез так же внезапно, как и появился. Эта кредитка мне здорово помогла не попасть в какую-нибудь неприятную историю, пока я искал работу и жильё.

В следующий раз я увидел Вольта Эйккена спустя тридцать семь лет в своей приёмной, где он поднял феерический шум. Выглянув, я увидел слепого ветерана — инвалида, который яростно давил на кнопки небольшого синтезатора, снабженного тактильной азбукой. Динамик, включенный на всю доступную громкость, вещал механическим голосом о пролитой за родину крови, намотанных на танк кишках и подлых бюрократах. Проклиная «тыловых крыс», ветеран не забывал при этом позвякивать орденами, густо навешанными на военный китель. Я его тогда не сразу узнал — лицо и горло Вольта были иссечены осколками. Речь ветерана больше изобиловала тюремным жаргоном, нежели соответствовала армейскому сленгу, но мне стало безумно интересно, что нужно этому человеку, устроившему всю эту военную бутафорию.

Первое, что он спросил с помощью переносного синтезатора, не был ли я в государственном интернате № 15 города Иерихона. Услышав утвердительный ответ, ветеран назвал своё настоящее имя. Да, я его сразу же вспомнил. По словам Вольта, в прошлом он вел преступный образ жизни, пока после очередной отсидки не получил выстрел шрапнелью в лицо…

Орокин замолчал и, убрав вилкой небольшую кость с кусочка рыбного филе, положил его к себе в рот.

— Что же было дальше? — поинтересовалась Рамина.

— Дальше? — переспросил Орокин, проглотив кусок рыбы. — Дальше все было ещё ужаснее. У Вольта начались проблемы со здоровьем. Став инвалидом, он перестал быть нужным, и боссы, не задумываясь, выкинули его из преступной организации. Умирающего Вольта выходила одна женщина, которая, к тому же, сама была больна параличом.

Как ни странно, Эйккен не только сумел выжить, но и женился на своей спасительнице. Он стал зарабатывать себе на жизнь рыбной ловлей, ориентируясь слухом на звук колокольчика, а его жена Матильда занималась выращиванием цветов и декоративных растений. Через год у них появился сын, который при рождении получил имя Кевин. Слепой Вольт и полупарализованная Матильда кое-как сводили концы с концами, живя в полуразрушенной лачуге близ озера, но делали все, чтобы Кевин рос, окруженный любовью.

Когда их сын пошел в школу, радости родителей не было предела. Но после года обучения он перестал её посещать, мотивируя это тем, что «там больше учат имперские гимны и речевки, чем получают знания». «Мне нужно не так много времени, отец, — добавил тогда Кевин. — Думаю, лет через пять я дам тебе возможность снова увидеть этот мир…» Услышав это, Вольт расценил сказанное как издевательство и очень разозлился на своего шестилетнего сына, дав тому пощёчину. Но, несмотря на угрозы со стороны отца и причитания матери, Кевин перестал посещать школу. Он заперся в подвале дома и не открывал дверь, несмотря на просьбы родителей.

Посчитав Кевина трудным ребенком, слепой Вольт не стал устраивать жесткую диктатуру в отношении малолетнего сына. Периодически он слышал, как тот что-то тащил к себе в подвал с близлежащей свалки. К десяти годам Кевин окончательно замкнулся в себе. Он выходил из подвала лишь для того, чтобы чего-нибудь перекусить, а на все стенания матери отвечал бессвязными репликами. Так происходило до тех пор, пока к ним в лачугу не вломился Спектрат. Обвинив Кевина в неавторизованном доступе к информационным базам, тайная полиция увезла его в неизвестном направлении.

Вольт, убитый горем, решил обратиться ко мне за помощью. После Триумвирата моё имя было на слуху в метрополии, но Эйккен не знал достоверно, является ли глава Корпуса внешней разведки именно тем Уэйном Орокином, который был в государственном интернате вместе с ним…

Полковник прервался и, обратившись к официанту, попросил принести счет. Копаясь в кредитках, он услышал голос своей спутницы:

— Вы ему помогли?

— Разумеется, я вызволил его сына из Спектрата. Как оказалось, Кевин был далеко неординарной личностью. На мой вопрос о том, что его заставило взломать государственные базы, Кевин пожал плечами и посмотрел на меня как на недоумка, — полковник ухмыльнулся, вспомнив лицо Эйккена— младшего в тот момент. — «Конечно же, информация», — ответил мне тогда Кевин. Его интересовали наработки «Биомекс Корп» в области мягких вычислений. «Твоих ровесников явно не интересует подобная тема», — констатировал я, удивившись такому поведению мальчишки.

Пообщавшись с ним, я понял, что Кевин не просто кибер— хулиган, который, исходя из собственного тщеславия, решил показать всему остальному миру свои способности и самоутвердиться. Нет, Кевин сделал это с определенной целью — он пытался создать сложную биоконструкцию, которая бы вернула его отцу зрение и голос. И надо сказать, через год он завершил свой первый проект — протезы, которые вы, Рамина, могли сегодня видеть на Эйккене— старшем. Все те годы, когда родители Кевина думали, что он «немного того», сам Кевин занимался тем, что изучал точные дисциплины, закрывшись в подвале от остального мира. Этот малолетний гений просто «пожирал» академическую литературу. И на то, на что у обычного студента ушел бы год, у Кевина уходило чуть больше месяца.

Заинтересовавшись его способностями, я убедил Вольта отдать сына в Академию Акрита, которая готовила кадры для моего ведомства. Семейный бизнес, включающий этот ресторан, рыбную ферму и оранжерею, был куплен на деньги Кевина, который теперь работает на меня…

Возникший официант положил на столик небольшой поднос с встроенным картридером. Орокин, вынув из портмоне карту, нажал большим пальцем правой руки на дактилоскопическую поверхность кредитки и провел ею над подносом. Двойной писк означал то, что транзакция прошла успешно. Забрав поднос, официант откланялся, после чего удалился за колонну, которая поддерживала флористические гирлянды над открытой террасой. Встав, полковник протянул даме руку и помог ей подняться, после чего сопроводил Рамину в свой служебный автомобиль.