Склон был покрыт уступами. Он выглядел как настоящая высота с препятствиями на скачках, так что наши лошади двигались прыжками, точно горные козы или бараны. Мало того, что нас трясло, так ещё и сёдла сползали к лошадиным хвостам. Стрелы мои едва не вытряхнуло из колчана, лук пришлось взять в зубы, лезвие секиры, прорезав от сотрясения футляр, впилось мне в кожу между лопаток.

Укрепление, которое атаковала моя «ветка», состояло из трёх участков. Первый представлял собой дубовый частокол, обитый для надёжности бычьей кожей. Он находился позади рва с вбитыми в дно кольями. Сверху и слева от частокола виднелась каменная возвышенность, выступавшая из склона над северным крылом Эннеапилона, Девяти Врат. Афиняне называли её «Сосок». Оттуда простреливался фланг внешнего укрепления. Третьей составной частью оборонительного комплекса являлась пузатая башня, прикрывавшая «Сосок».

Нельзя не отдать должное упорству и мужеству наших союзников, под обстрелом ухитрившихся подтянуть зажигательную повозку к самому вражескому укреплению. Однако, как выяснилось позднее, возле самой стены обнаружилось, что кто-то, будучи пьян, уронил горшок с угольями и поджечь трут стало нечем. В раздражении бойцы столкнули повозку в ров, где она, переломав колья, перевернулась.

И тут кого-то осенило: это ведь мост, мост, по которому можно подобраться прямо к стене! Пехота устремилась по нему вперёд, кавалерия поспешила следом.

Степные всадники не ждут, пока враг подпустит их к себе, но стреляют из луков, непрерывно маневрируя, чтобы самим не попасть на прицел. Здесь, однако, степная тактика не подходила. В то время как мы рвались к «Соску», афиняне, прятавшиеся за дубовым частоколом, осыпали нас и наших союзников стрелами и камнями. Даже до нас, прирождённых наездниц, дошло, что штурмовать бревенчатую башню — двухэтажную, шестиугольную, с блиндажами на трёх углах — можно лишь в пешем строю.

Атакующих осыпали дождём стрел с бронзовыми наконечниками, а прорвавшихся ближе отгоняли ударами длинных копий. Дуб не загорался и казался слишком крепким, чтобы его прорубить. Оставалось одно: лезть наверх в надежде перебраться через стены.

Удивительно, но самой проворной и изобретательной среди нас оказалась новенькая по прозвищу Барахлошка. Как раз она-то и обучила нас новому, невиданному приёму. Прикрываясь щитом, она подвела коня вплотную к частоколу, вскочила ему на спину, встала ногами на седло и, держа по секире в каждой руке, принялась засаживать их в дерево у себя над головой. Она подтягивалась, чередуя руки со скоростью, в которую я не поверила бы, не случись мне видеть это своими глазами. Перевалив за гребень стены, она пропала из виду, а спустя мгновение, уже с той стороны, появился и полетел вниз с выпущенными кишками один из защитников. Пока афиняне соображали, что случилось, она подтянула наверх Антею и мою сестру. Я сама и ещё четыре девы оставались снаружи.

Тем временем воительницы клана Титании, атаковавшие укрепление с юга, тоже сумели взобраться на стену и сбросить своим верёвку. Ворот у бревенчатой твердыни не было: защитники попадали туда с помощью приставных лестниц, которые потом втягивали внутрь. Я закричала, чтобы Барахлошка нашла там лестницу и спустила её нам, но она, видимо, меня не услышала. Мы находились у северной стены, на которую, возможно, взобрались бы и без лестниц, когда бы защитники не кололи сквозь отверстия длинными копьями. В конце концов Родиппа разрубила одно из копий секирой, а я, схватив другое за древко, рванула на себя с такой силой, что выдернула из рук вражеского копейщика.

Бремуза и Гесиона, тоже спешившись, устремились вперёд. Высовывавшиеся из отверстий копья мы отбивали в стороны ударами топоров и посылали в бойницы стрелы с железными наконечниками. Опасность нас не страшила, ибо охватившее нас воодушевление было невозможно описать словами. Мы обрушили на частокол удары секир, грозя изрубить прочный дуб в щепки. Сверху и слева слышались торжествующие вопли сайев, прорвавшихся на «Сосок».

Под нашим напором участок деревянной стены обрушился, и мы ворвались во внутренний город, оказавшись между Наружной стеной и нависавшими сверху башнями Полукольца. Это был обычный жилой квартал, однако коварный и хитрый враг предвидел возможность нашего прорыва, а потому перегородил улочки завалами, стенами и баррикадами, причём столь хаотично, что наступавшие не могли знать, далеко ли продвинутся по этому проулку и не упрутся ли за ближайшим углом в глухую стену.

Очутившись внутри, наши девы вновь сели на коней, однако, преследуя улепетывающие вражеские шайки, порой оказывались в тупике. Афиняне спасались от преследования известными только им узкими проходами, после чего из окон и из-за заборов осыпали наших всадниц, сбившихся в кучу в тесноте проулков, стрелами или забрасывали их с крыш градом камней.

Мы галопом помчались по Кольцевой дороге, но, как оказалось, защитники устроили там множество ловушек, от волчьих ям с кольями и канав, в которых ломались конские ноги, до натянутых поперёк дороги верёвок, сетей, петель, разбросанных по земле бобов и орехов, рассыпанного зерна и рыбных отходов. В ход шло всё, что могло хоть как-то помешать нашему продвижению. На моих глазах лошадь Гесионы, угодив на полном скаку в канаву, сломала обе передние ноги, сбросив всадницу наземь, словно куклу.

Повсюду, где стена Ликомеда была проломлена, в город хлынули сайи, фракийцы и амазонки. Однако защитники, в дополнение к прочим своим уловкам, соорудили под прямым углом к наружной стене множество дополнительных заграждений, оснащённых укрытиями для стрелков. Теперь, под натиском наступавших, они отходили туда, отбиваясь стрелами и камнями, так что нам приходилось брать с боем каждую улочку.

Теснота внутриквартального пространства, усугубленная баррикадами и завалами, не позволяла использовать все преимущества нашей великолепной конницы. Собравшись перед импровизированными заграждениями на улицах и площадях, мы становились уязвимыми для метательных машин, установленных на башнях Полукольца. В хорошо им знакомом городском лабиринте эллины имели явное преимущество, и нам пришлось бы худо, прояви они мужество и стойкость, хоть в малой мере соответствующие их изобретательности и хитрости. К счастью, панический страх лишил их возможности действовать согласованно.

Первым препятствием, на которое мы нарвались за основной стеной, оказалась двойная, плетённая из прутьев изгородь, засыпанная внутри камнями. Сгрудившиеся перед ней лошади и женщины представляли собой превосходную мишень, но когда сверху полетели тяжёлые камни, паника охватила не нас, а самих эллинов. Мы, напротив, стремились прижаться к плетёному заграждению так, чтобы, стреляя по нам, вражеские машины неизбежно поражали и своих, а заодно разрушали собственные же завалы. А вот защитники, когда с одной стороны на них стали наседать мы, а с другой — полетели метательные снаряды, не выдержали и обратились в паническое бегство, надеясь укрыться за следующей линией укреплений.

— Скальпов не снимать! — рявкнула я. — Не задерживаться! Рубить их — и вперёд!

Всюду, где мы прорывали преграды, враг пускался наутёк. Луки в тесноте проулков были бесполезны, и основным нашим оружием становились секиры и копыта наших коней. Лошади топтали бегущих с тем же неистовством, с каким мы опускали топоры на их головы. Впрочем, и наши враги не щадили бедных животных: из ям и канав они поражали их в животы копьями и заточенными кольями. Машины Полукольца безостановочно метали вниз здоровенные известняковые глыбы, разлетавшиеся при падении на множество острых, ранящих осколков. Даже ни в кого не попав, эти ядра пугали лошадей, заставляя их артачиться и брыкаться.