Эта публикация также привлекла внимание армейского командования, которое разглядело задатки талантливого пропагандиста. В следующие два десятилетия Проханов под эгидой Генштаба составил себе репутацию репортажами из окопов холодной войны. Он более десяти раз ездил в Афганистан, описывал затянувшуюся на десятилетие кровавую кампанию Советского Союза. Он многократно оказывался на различных фронтах, где СССР сталкивался с Западом, – в Никарагуа, Мозамбике, Камбодже, Анголе.

К 1980-м он уже носил прозвище Соловей Генштаба благодаря своим связям с советскими генералами и дару превозносить их доблести. Большую часть этого десятилетия он провел при 40-й армии в Афганистане и в 1982 году написал свою самую популярную книгу «Дерево в центре Кабула». В тот же год при поддержке армейского руководства Проханов получил за эту книгу премию Ленинского комсомола – одну из самых желанных в литературе наград, а в 1985 году стал секретарем Союза писателей РСФСР.

В 1987-м Проханов проявил себя как один из лидеров консервативной контратаки на горбаческих реформаторов. Выступая годом раньше на Восьмом съезде Союза писателей СССР, он в клочья разнес сторонников политической либерализации, обвинив их в подражании Западу: «Такое подражание сбивает нас с суверенного пути и порождает комплекс неполноценности»[318].

Проханов откликался на потребности своих покровителей в армии и госбезопасности и не оставался в стороне, когда они вовлекались в перестроечные споры вокруг реформ. Он стал главным связующим звеном в альянсе военных и интеллектуалов националистического толка, чье сближение началось еще в середине 1970-х, но активизировалось к концу 1980-х, когда колеса советской идеологии начали буксовать. Армия всегда была самым идеологизированным из советских институтов, и на рубеже 1980-1990-х напряжение между армией и кремлевскими политиками росло. Сыграли свою роль и принципиальные разногласия, и сбой связи, трагические ошибки и попытки уйти от ответственности, из-за чего в офицерском корпусе усиливалось разочарование. Уход из Афганистана уронил престиж армии до небывало низкой оценки, а генералы уверились, что обанкротившийся и не справляющийся с управлением Кремль делает их «крайними». Разочарование достигло пика после двух кровавых и постыдных событий, которые пытались скрыть, свалив вину на местное командование. В 1989 году советские десантники, патрулировавшие улицы Тбилиси во время митинга за целостность и независимость Грузии, утратили контроль над событиями и принялись агрессивно разгонять демонстрантов, пустив в ход дубинки и саперные лопатки. 21 человек погиб. В январе 1991 года в Вильнюсе погибло 15 человек при попытке десантников и бойцов группы «Альфа» завладеть литовским Парламентом и телецентром. После этих двух событий необходимо было возложить на кого-то вину за гибель мирных жителей, и политики сняли с себя ответственность, свалив все на командование на местах, которое утверждало, что получило устный приказ. В отсутствие письменных доказательств эти оправдания никто слушать не стал.

Так армия усвоила урок: политикам верить нельзя. И все эти годы армия и КГБ с возрастающей тревогой следили за укреплением демократических сил, которые не видели нужды в дальнейшей конфронтации с Западом. «Жесткая сила» армии, танки и штыки не помогли ей сохранить свой авторитет перед лицом нового врага – безразличия.

Советские офицеры, разочарованные в Кремле, вместе с тем ощущали благоприятную интеллектуальную атмосферу, в которой можно было найти новых идеологических союзников. Коммунистическая идеология захлебывалась, и армия спешила обрести альтернативу. Что могло быть естественнее, чем союз с националистами, для которых армия – основной источник национальной гордости? Проханов и стал ключевым посредником между армией и консерваторами. Многие военные и без того в душе были националистами, ощущали себя наследниками великих полководцев Суворова и Кутузова, защитниками отечества, а не авангардом международного пролетариата.

И если военные оглядывались по сторонам в поисках идеологических союзников, то и националисты не в меньшей степени нуждались в поддержке. Одни катастрофические выборы следовали за другими, они поняли, что оказались вовсе не готовы к наступлению новой политической эры. Но урок они извлекли: при столкновении с неотвратимостью демократических реформ есть лишь один способ прорваться – пустить в ход недемократические меры[319].

Свободные выборы оказались холодным душем для националистов, которые не имели организации, подобной Московскому народному фронту и Демократическому союзу. Только «Память», к тому времени превратившаяся в неуклюжую пародию на самое себя, участвовала в выборах 1989 и 1990 годов на общенациональном уровне. Слишком поздно националисты спохватились, что им не хватает народной поддержки и организованных структур. Они так и не перешли от самиздата и толстых журналов к электоральной политике. Даже кандидаты, получившие в 1989 году поддержку «Памяти», отмежевались на выборах от этой группировки, и в каждом округе, где им пришлось конкурировать с демократической оппозицией, они проиграли. Ельцин присвоил самые выигрышные карты своих соперников, в том числе и национализм, – и победил.

В качестве неофициального идеолога и представителя Генштаба Проханов налаживал обмен мнениями между интеллектуалами-националистами и верхушкой армии и КГБ. Он был уверен, что они должны держаться вместе против гегемонии либералов. Маршал Дмитрий Язов, мрачный, похожий на сову министр обороны, и Владимир Крючков, приземистый и властный глава КГБ, прятавший непроницаемый взгляд за толстыми стеклами очков, – оба они готовы были принять любых союзников, хоть самых маргинальных.

24 марта 1990 года военные предприняли первую из многих попыток сближения с националистами. Язов и Алексей Лизичев, начальник Главного политического управления армии и флота, встретились с группой интеллектуалов-националистов во главе с Прохановым. За этим последовал ряд встреч и бесед, в ходе которых представители правого крыла излагали свои теории российским командующим[320].

Примерно в это же время Союз писателей СССР выделил средства на издание газеты, которая должна была сосуществовать с либеральной «Литературкой». Издавать новую газету предстояло Проханову (который в ту пору все еще писал свой афганский дневник). Он назвал новую газету «День» и превратил ее в чашку Петри, в которой новый, экспериментальный национализм смешивался с догматическим коммунизмом и ностальгией по империи. На страницах газеты расцветали теории западного заговора, антисемитизм, ксенофобия, национализм и сталинистский национал-большевизм. В офисе на Цветном бульваре собирались генералы, депутаты, казаки, убежденные коммунисты и православные священники – и здесь же физики, математики, партийные бюрократы.

«День» подвергался беспощадным нападкам либеральной прессы, особенно главной своей соперницы «Литературной газеты». Эти два издания представляли две противоположные стороны политического спектра – демократическую и националистическую, и спешили занять то пустое место, которое вот-вот должно было образоваться на месте коммунистической идеологии. Позднее соратник горбачевских реформ Яковлев назовет газету Проханова «инкубатором» августовского путча. Действительно, это была пробирка, где выращивалась новая идеология, порожденная разочарованием в явно провалившемся официальном марксизме-ленинизме.