Большую часть своей жизни француз отбивался от обвинений в латентном фашизме, которые, по-видимому, восходят к его политической деятельности до 1968 года. Оппоненты напоминают о культурной теории де Бенуа, который настаивает на ограничении межкультурных контактов, чтобы не размывалась цельность отдельной культуры[309], – вот, мол, явный отголосок аргументов 1930-х годов, откорректированных под современные требования: на место расы подставлена культура. «Культурная версия нацистской аргументации», – возмущалась французская исследовательница Брижит Бозами[310].

Де Бенуа, со своей стороны, считает эти упреки «смехотворными», напоминая, что он всегда выступал против расизма.

Но придется отметить, что среди мыслителей, которых «новые правые» особенно охотно цитируют, немало бывших наци: философ Мартин Хайдеггер, теоретик права Карл Шмитт, эзотерик Юлиус Эвола, специалист по «геополитике» Карл Хаусхофер. Идеология «новых правых» подхватила знамя движения, которое в межвоенный период именовали «консервативной революцией». В него входили все влиятельные интеллектуалы, недовольные либерализмом и парламентской демократией в целом и Веймарской республикой в частности, они ставили себе целью установление нового постлиберального националистического порядка. К их числу принадлежали Эрнст Юнгер, Артур Мёллер ван ден Брук, Эдгар Юлиус Юнг, Освальд Шпенглер, Отмар Шпанн и Эрнст Никиш. Некоторые потом стали нацистами, но большинство не вмешивалось в практическую политику[311].

Популярность таких авторов среди «новых правых» и вызывала подозрения в том, что все это движение – наследник, пусть и отдаленный, межвоенного фашизма, припадавшего к тому же источнику. К тому же не все современные «новые правые» оказались столь разборчивы, как Бенуа, многие из тех, с кем Дугин также общался, преподносили ему практически неразбавленную версию фашизма, расизма и милитаризма. Среди этих радикальных мыслителей был Робер Стойкерс, глава бельгийской организации «новых правых», издатель журнала Vouloir, пользовавшийся большой популярностью в среде крайне правых в начале 1990-х. Позднее он писал:

Журнал Стойкерса Vouloir – образец радикально правого дискурса, заполнявшийся интервью со сторонниками апартеида, картами «Великой Сербии», а в одном из выпусков был опубликован график растущей иммиграции в Германию с подписью: «Куда едут иноземцы?»

Еще один радикал, которого обхаживал Дугин, – Жан-Франсуа Тириар, эксцентричный бельгийский оптик, пропагандировавший национал-большевизм и европейскую империю от Владивостока до Дублина. Он видел в СССР «преемника» Третьего рейха – в том смысле, что это континентальная держава в окружении морских держав[313]. Клаудио Мутти, ученик Эволы, который был связан с итальянскими правыми террористическими группировками, опубликовал манифест Дугина «Русский континент». Встречался Дугин и с Ивом Лакостом, издателем геополитического журнала Herodote и консультантом многих политиков Франции.

Немецкая политическая философия межвоенного периода явственно отзывалась в России на исходе холодной войны, в пору, которую неслучайно прозвали российской «Веймарской эпохой»: континентальная держава, оскудевшая после поражения, лишившаяся в международной системе положения, соответствующего ее амбициям. Милитаристские геополитические теории подчеркивали изолированное («центральное») положение России и Германии в кругу врагов и в особенности опирались на идею, что Россия воскреснет из пепла холодной войны, как Германия – после Версальского унижения.

Та предложенная Дугиным версия евразийства, которая со временем проникнет в Кремль, на самом деле больше обязана крайне правым теориям многонациональных империй, геополитики и коммунитарианизма, чем творчеству первых русских евразийцев, тем более что его Дугин, по-видимому, усвоил намного позже[314]. Позднейшие теории геополитики, снискавшие Дугину славу, восходят к Карлу Шмитту и Карлу Хаусхоферу, на них обоих Дугин начинает ссылаться после первой поездки в Европу. Де Бенуа охотно признает, что познакомил Дугина со Шмиттом (но не с Хаусхофером).

Шмитт, блестящий философ права, работал в Третьем рейхе с 1933 по 1936 год. Его труды по вопросам законного суверенитета и политической философии коллеги и поныне считают основополагающими. В 1945 году его до конца жизни отстранили от преподавания, поскольку он составил юридическое оправдание диктатуры Гитлера. По мнению Шмитта, система законов не может действовать эффективно без параллельного и парадоксального элемента внешней силы, которая поддерживает цельность этой системы. Иными словами, никакая система не может существовать без гаранта, суверена, находящегося вне самой системы и принимающего решения, когда законы перестают действовать. Среди его послевоенных работ – монументальный «Номос Земли», опровергающий либеральные представления об универсальности прав и моральных ценностей. В нем утверждается, что источником любого юридического порядка служат не универсальные принципы, а местные понятия о разделе земли – «захват земель, основание городов и основание колоний», – которые превращаются в формирующий фактор, придающий каждому государству его индивидуальный характер. Таким образом, «закон страны» следует понимать совершенно буквально, именно как закон этой страны, уникальный для каждой культуры, придающий уникальный местный характер политическому порядку данного государства без всякой надобности сверяться с иностранными юридическими системами или отвечать перед универсальными понятиями. Еще одним несомненным источником вдохновения для Дугина стала книга Шмитта «Земля и море», где обсуждается фундаментальный антагонизм морских и континентальных цивилизаций. Этому фактору Шмитт приписывал даже конфликт между католиками и протестантами. Хотя Шмитт рассматривал в качестве континентальной державы Германию, эта концепция легко переносилась на «континентальную» Россию по окончании холодной войны.