на процедуру Степанова, что сделало нас неспособными пользоваться нашими способностями. А Степанов всё разрушил. Почему это сработало на тебе, я не знаю, но как-то сработало. Получается, есть две силы: люди в сером и контора, на которую работал Степанов. Люди в сером, видимо, как-то вычислили, что мы «разблокировались» и выслали за нами… выслали людей в сером. А контора доктора Иванова, который наследник Павлова, ищет меня, потому что я исключение из их правил. Я не выполнил внушённый приказ и даже выжил после этого. В общем, мне кажется, две силы.

Крапива внимательно слушала, не перебивая, потом задумалась.

– А как люди в сером нас вычислили? Как они поняли, что мы разблокировались?

– Тоже над этим думал. Не знаю. У них совсем другие технологии. Если верх правительственных технологий – это капсула доктора Иванова, которой управляет маньяк Степанов, то, получается, это не правительство. Может, они применение способностей могут пеленговать. Да и символы были на этих фиговинах, которыми на нас «светили», совсем не русские и не английские и, насколько я понимаю, не арабские и не китайские. Либо совсем тайная организация, либо инопланетяне. Ты во что больше веришь: в тайную организацию или инопланетян?

– В тайную организацию инопланетян, причём, всерьёз, так как это наиболее правдоподобная версия. Получается, что если мы применяем наши способности, то нас можно засечь? Но тогда нам нельзя возвращаться на базу отдыха! Мы же там рядом с ней тренировались и по полной Восприятием пользовались, – Крапива высказала разумное опасение, а я как-то два и два не сложил.

– Чёрт, возможно. Но это предположение. Я последние дни часто им пользовался, а меня не могли найти, хотя не похоже, что у этих серых есть проблемы с ресурсами. Давай в любом случае туда поедем, но вещи будем держать не в доме, а в машине. Телефон мы тебе новый купили, по идее, не должны они нас отследить. Если только по машине. Но тут мы всех возможностей наших противников не знаем.

– Не знаем, – эхом отозвалась Крапива, – но узнаем. Мне вот очень интересно, в каком возрасте с нами всё это сделали, – это раз, и кто мы изначально – это два. Причём пункт два важнее.

– Я ничего такого не помню в детстве. А уж кто мы, это я понятия не имею. Я на папу и маму похож, ты тоже на своих родителей похожа. То есть вариант, что мы на самом деле не дети своих родителей, отпадает. Тут всё непонятно или ничего не понятно.

– А могли мы всё время быть под наблюдением? И когда стали себя странно вести, то тут же за нами послали этих в серых костюмах, – выдвинула гипотезу Крапива.

– И такое могло быть, только кто за нами следил – как узнать? Это же с самого детства надо будить за нами. Но знаешь, что во всём этом интересное, на что мы толком не обращаем внимание?

– Что? – девушка даже отвлеклась от дороги и с интересом посмотрела на меня.

– Нас считают опасными! Смотри. По сути, мы можем только ловить камни с закрытыми глазами, и у нас на временно сильно повышается реакция, но и откат потом в виде слабости. Это не настолько серьёзная способность, чтобы вокруг нас какие-то массовые танцы с бубнами устраивать. Я так думаю, что это наше Восприятие – это далеко не всё, на что мы потенциально способны.

– Это, конечно, интересно, но я понятия не имею, что это ещё может быть. Телепатия работает чёрт знает как. Восприятие тоже навык, конечно, полезный, но не очень опасный. Не уверена, что смогу от пули увернуться, например.

– И всё-таки, стоило нам хоть немного взять это под контроль, как за нами приехали. Нас боятся. Ну, или опасаются.

– Знать бы только, почему. Администратор фотостудии и строитель-реставратор – чем мы опасны? А ну да, забыла! Мы ещё можем, стоять на руках, делать сальто и садиться на шпагат, один из нас освоил в совершенстве искусство стриптиза, – Крапива, наконец, весело улыбалась. А я, глядя на неё, всё больше радовался, что обстоятельства свели меня именно с ней.

– Ещё мы накаченные, стройные, ловкие с красивым цветом глаз, волос, кожи, идеально очерченными мочками уха и совершенными формами пяток. Убийственно красивы!

– Первой твоя убийственная красота прикончила твою и так хиленькую скромность.

– Скромность сама напросилась, нечего красоте дорогу переходить, – отшутился я и вернулся к теме беседы. – Что ещё мы такого знаем или умеем, что может быть опасным?

– У меня идей нет. Я просто жила, работала, планировала накопить денег и посмотреть мир, создать семью, сделать что-то хорошее. Реализовать себя хотелось. После спорта, правда, я ещё не определилась, как именно. Рассматривала варианты в цирк пойти. Всё свободное время на разных курсах училась, в основном программы осваивала графические и английский. Не было у меня в планах рушить основы мироздания или менять политический строй.

– У меня тоже. Я особо не учусь последнее время, вернее, учусь в процессе работы, осваиваю то одно, то другое. Планы от твоих особо не отличались. Тоже, кстати, про цирк думал. А так мне стройка очень нравится. Я там себя уютно чувствую, да и получается хорошо. Особенно реставрационные работы. Внутренняя отделка – не моё. На лесах и высота и воздух свежий, виды постоянно красивые. А на внутренней отделке могут попасться соседи вечно недовольные…

– Да ты что?! Правда?! И кто может быть недоволен соседством с таким прекрасным тобой?! Не верю! – Крапива реально пришла в хорошее настроение.

– Ну, всякое бывает… Но на лесах и вправду прикольно… – я погрузился в рассказ, как классно на лесах.

– Что-то мы отвлеклись, – вернула меня с лесов на землю заскучавшая от моих рассуждений про балки и балясины спутница, – но и так понятно, что ничего не понятно. Мы, кстати, скоро подъедем уже.

– Высади меня возле шлагбаума и жди моего звонка, я пойду проверять, не ждёт ли нас какая засада.

– Как-то так себе план. А если там засада, ты что делать-то с ней будешь?

– Не знаю, постараюсь увидеть их прежде, чем они меня и убежать, вернусь к тебе и попытаемся удрать на машине. Я бумажку в дверную щель засунул, если дверь откроют, она выпадет. Так что если её в щели нет, то