Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Питер, морщась от боли, произнес:
— Постойте… Что вы задумали?
— Мы должны бежать! — Августа, ломая ногти, принялась развязывать веревки, — сегодня ночью…
— Ты с ума сошла!
— Питер, у нас нет выхода! Если ты останешься здесь, то Саймон продаст тебя или запорет до смерти… Я тоже не могу больше здесь оставаться!
— Августа… — Питер, освобожденный наконец от пут, взял ее руки в свои. — Пойми, я собственность твоего брата, он может сделать со мной, что захочет! На Саймона просто нашло, завтра он все забудет…
Августа отрицательно замотала головой. Лицо ее было решительным и сейчас странным образом напоминало лицо Саймона, в голосе звучала непреклонность:
— Саймон, может быть, и забудет, но я — никогда! Не забуду и не прощу. Я не смогу дальше жить, словно ничего не произошло. Если ты не захочешь бежать со мной, я убегу одна…
— Хватит тянуть резину! — резко оборвала ее Сторм. — Поторапливайтесь, у нас нет времени!
Она подошла к Питеру и протянула ему какую-то бумагу.
— Отправляйся в Бат, в таверну «Зеленый попугай», и найди там Бешеного Рауля Деборте или еще какого-нибудь капитана из тех, что здесь упомянуты. Покажи им записку, скажи, что от меня, — это обеспечит тебе возможность удрать по морю в любую часть света.
Питер в нерешительности переводил взгляд с Августы на Сторм.
— Ты и впрямь намерена бежать? — словно не веря в происходящее, спросил он Августу.
— Я люблю тебя, — решительно ответила та. — Но у меня нет выбора.
Питер взял ее руку. На эту сцену и в самом деле нельзя было смотреть спокойно, так что даже Сторм, не привыкшая к бурному проявлению чувств, прослезилась.
— Сторм, — сказал Питер, — я всегда знал, что ты куда лучше, чем о тебе говорят. Ты всегда была хорошей подругой для Гусси, и я перед тобой в долгу.
Сторм нахмурилась:
— Я делаю это не даром. Эта бумага обеспечит и мою свободу. Бегите же, пока не поздно!
Питер поднялся на ноги:
— Я должен, пожалуй, кое-что тебе сказать. Здесь двое твоих людей, они в сарае. Вряд ли они смогут тебе помочь, но на всякий случай тебе надо знать об этом. — Он помолчал. — А Саймона не бойся. В общем-то, Саймон — неплохой парень, и, я уверен, тебе он дурного не сделает. — Произнеся эти слова, Питер, прихрамывая, вышел из дверей карцера, и они с Августой исчезли в темноте.
Сторм, не теряя ни минуты, бросилась к сараю. «А вдруг это очередная ловушка?» — мелькнуло у нее в голове. Но она сразу же отбросила эту мысль — зачем Питеру ее обманывать, раз он все равно собирается бежать отсюда? Вот только если это снова переодетые люди Идена…
Сарай сторожили два крепких парня, которые, увидев Сторм, тут же потянулись к шпагам, но она грозно прикрикнула на них:
— Спокойно, или я прирежу вас вашим же оружием!
Слуги Саймона до сих пор не могли взять в толк, как им следует относиться к Сторм: с одной стороны — вроде пленница, с другой — хозяин к ней явно благоволит… Во всяком случае, распоряжений насчет нее им никто не давал, и, поколебавшись с минуту, они пропустили ее внутрь.
Фонарь за дверью слабо освещал еще двух охранников, державших в руках мушкеты. Они подозрительно покосились на Сторм, но та смотрели мимо них.
На полу, устланном соломой, связанные по рукам и ногам и для надежности привязанные к столбу, поддерживавшему кровлю, сидели Роджер и…
— Помпи! — Сторм не верила собственным глазам.
Гигант, повернув голову, изумленно посмотрел на нее, и лицо его выразило неподдельную радость.
— Ах, Помпи! — снова воскликнула Сторм и бросилась к нему так быстро, что оцепеневшие охранники даже не успели ее остановить.
— Эй, к ним подходить не положено! — опомнился было один из них, но Сторм и глазом не моргнула.
— Саймон велел мне их допросить, — уверенно произнесла она.
Охранники недоуменно переглянулись.
— Нам он ничего не сказал об этом. Мы должны охранять их до утра и никого не пускать… — начал один из них.
— А, ладно, пусть говорит! — махнул рукой другой. — От этого они все равно не сбегут.
Глаза Сторм светились, взгляд перебегал с Роджера на Помпи. Она опустилась рядом с ними на землю и прикоснулась к их рукам.
— Вы оба живы! Господи, а я думала…
— Сторм, девочка! — произнес Роджер. — Мы тоже о тебе беспокоились… Слава Богу, ты отлично выглядишь!
— Роджер… Помпи… Я думала, вы оба погибли…
— Мы не могли позволить себе умереть, девочка, не узнав, что с тобой. Конечно, добраться сюда было не так-то просто… — Лицо Роджера помрачнело. — Жаль, что нас поймали, это лишь прибавит тебе проблем…
Сторм по-прежнему держала их за руки. Они пришли за ней! Это вселяло надежду.
— Теперь все будет хорошо. Скажите, что с «Грозой»?
— Она на якоре на реке Джеймс. Спотсвуд охраняет ее день и ночь.
— Ничего, мы сумеем ее вернуть. И всю команду тоже.
Сейчас, когда Роджер и Помпи были с ней, Сторм не сомневалась, что победит, она знала, чувствовала это!
— Иден, подлая свинья, теперь тоже против нас, — сказала она, — сегодня он пытался меня убить.
— Печально, — произнес Роджер. — Он был одним из немногих, на кого ты могла надеяться…
— Да пошел он к черту! Погодите, вы еще не слышали самого главного. Сегодня я послала письмо нашим, и скоро все они будут здесь…
Но Роджера, казалось, эта весть скорее огорчила, чем обрадовала. Он покачал головой:
— Боюсь, что нет, крошка. Судя по слухам, они даже довольны, что ты больше не стоишь у них на пути…
Глаза Сторм сверкнули:
— Предатели! — Однако она была так рада Роджеру и Помпи, что ничто, казалось, не могло омрачить этой радости. — Посмотрим, что они запоют, когда мне удастся осуществить мой план! Вряд ли эти бездельники откажутся от награды, когда я ее предложу.
— Какой награды?
— Я объявляю Виргинии войну! — торжественно заявила Сторм. — Мы всем миром нападем на Спотсвуда, и моря станут красными от крови!
— Тише, девочка! — перебил ее Роджер, покосившись на стоявших у дверей охранников, — ты, похоже, сошла с ума! Не для того я рисковал своей головой, разыскивая тебя, чтобы позволить тебе болтаться на рее!
Но Сторм словно не слышала его слов.
— Я не откажусь от своего плана! Покончив со Спотсвудом, я примусь за Идена — с ним и церемониться нечего. Я отправлю его письмо королю, и Иден будет уничтожен! Он сдохнет, как последний пес…
Роджер поглядел на Сторм, собираясь что-то сказать, но все глазах горел такой огонь, что он понял: Сторм и слушать не станет его возражений.