– Отставить, полковник. Еще как допустят. С превеликим удовольствием. Но как раз тогда они вспомнят о наличии Русской Освободительной Армии. Той единственной, которая способна воевать с русскими по-русски, чему никак не могут научиться они сами. Что вполне устраивает всех без исключения.

– Неужели все настолько плохо?

– Возможно, будет еще хуже, чем мы себе представляем.

– А вы говорите: «штабной опыт»! Что мы можем здесь со своим опытом?

– Кое-что все-таки можем. Например, создать армию.

– Но вы же сами…

– Отставить, полковник. Нужно создавать армию! – постукивал он кулаком по столу. – Немедленно создавать ее. Русскую. Освободительную. Несмотря ни на что. Никогда уже в обозримом будущем мы не получим возможности создать ее вот так вот, на чужой территории. Имея в своем распоряжении сотни тысяч пленных, перебежчиков, остарбайтеров. Никогда, никакая сила не сможет потом, после войны, оторвать такую массу люда от родных очагов, вооружить и нацелить на борьбу с коммунистами. Вот почему… Во что бы то ни стало…

– Мне нравится ваша решительность, господин командарм.

– В конце концов, Германия не обязана заниматься освобождением России из-под ига большевиков. Это наше дело, русских патриотов. Наша святая – перед Богом и народом – обязанность.

– Что тоже верно.

– Поэтому у меня еще один, прямой и честный вопрос: вы, господин Меандров, лично вы, к борьбе за освобождение, борьбе, которую по-настоящему мы будем разворачивать уже после окончания Второй мировой войны, – готовы?

Меандров замялся, прокашлялся.

– Готов, господин генерал.

– Отставить, полковник. Это разговор не в стремени, да на рыс-сях. Мне важно знать, действительно ли вы готовы.

– Готов, Андрей Андреевич.

Власов передернул губами, как делал всегда, когда что-то в словах собеседника не нравилось ему. А он терпеть не мог, когда кто-либо из офицеров обращался к нему по имени-отчеству. К тому же он почему-то не верил этому запоздавшему к весенней стае грачу. Слишком долго этот полковник ошивался где-то на задворках, словно бы слыхом не слыхал ни о РОА, ни о Русском освободительном движении. Не очень-то он доверял таким запоздавшим полковникам-подполковникам из тех, что давно вырвались из лагерей военнопленных, а то и никогда не попадали в них.

– Ладно, полковник, служба покажет, – мрачно капитулировал Власов перед авторитетом Штрик-Штрикфельдта. – Как я уже распорядился, возглавите офицерскую школу. Время и служба все прояснят.

– Рад служить, господин генерал.

«Ишь ты!.. – проворчал про себя командарм. – „Рад служить!“. Еще метки от красноармейских шпал-ромбов не выцвели, а уже рапортуют, как заправские беляки!»

– Хайль Гитлер! – сдержанно приветствовал Скорцени бригаденфюрера Кранке, выполнявшего теперь обязанности адъютанта и личного секретаря Гиммлера. – Доложите рейхсфюреру, что я прибыл по его приказанию.

– Рейхсфюрер знает, и просил подождать, – опустил Кранке глаза на кипу каких-то бумаг.

– Как долго это может длиться?

– В приемной господина рейхсфюрера СС это всегда длится долго, – невозмутимо просветил его адъютант.

В СД ни для кого не оставалось тайной, как Кранке, этот несостоявшийся диверсант, получивший генеральский чин, несмотря на несколько бездарно проваленных операций, по-черному завидовал Скорцени. Но как же болезненно, в какой тоске и безнадежности это проявлялось!

Правда, к чести бригаденфюрера, до сих пор зависть эта не сопровождалась жаждой мести. Он как бы не замечал Скорцени, в упор не замечая при этом и его достоинств, его подвигов. Может быть, только потому, что завистников оказалось слишком много, он, первый диверсант рейха, до недавнего времени все еще ходил в майорах СС. Но что поделаешь, смиряться с придворными завистниками всегда было уделом героев нации.

– Ждать действительно придется долго, – едва заметно улыбнулся генерал СС улыбкой слуги, которому приказано вежливо унизить гостя.

– И с чем это связано? – суховато поинтересовался Скорцени.

– Видите ли, у рейхсфюрера сейчас находится генерал Власов.

– Простите?.. – поморщился обер-диверсант рейха, которого даже фюрер теперь не решался надолго задерживать в своей приемной.

– Я сказал, что рейхсфюрер принимает русского генерал-лейтенанта Власова, – высокомерно объяснил адъютант Гиммлера. – Бывшего командующего какой-то из разгромленных нами советских армий.

Скорцени ошалело промычал что-то нечленораздельное и удивленно повертел головой, словно пытался вернуть себе утраченную ясность сознания.

– Да-да, – вежливо добивал его бригаденфюрер, – того самого красного генерала, предавшего свою армию и вместе с поварихой сбежавшего к врагу. Ка-кая мразь!

– Очень точное определение.

– Лично я не стал бы принимать такого перебежчика, Скорцени, – теперь уже доверительно сообщил адъютант, почувствовав в нем единомышленника. – Понимаю, рейхсфюрер вынужден исходить из высших интересов империи, тем не менее лично я принимать бы его не стал.

– Почему бы вам так прямо и не заявить об этом рейхсфюреру, господин адъютант? – осадил его начальник диверсионного отдела Главного управления имперской службы безопасности.

– Очевидно, вы не так поняли меня, – растерянно уставился на него Кранке. – Это я к тому, что понимаю всю обязательность решения своего шефа.

Скорцени спокойно выдержал вопросительный взгляд генерала, снисходительно ответил на него многозначительной паузой и лишь затем примирительно произнес:

– Значит, рейхсфюрер все же вызвал к себе этого русского генерала Власова? Любопытно-любопытно. Думаю, что вскоре для моих парней появится много интересной работы.

– В России диверсантам работы всегда хватало, уж мы-то с вами, Скорцени, понимаем это, как никто другой, – некстати намекнул на свое причастие к диверсионному братству несостоявшийся обер-диверсант рейха. И сразу же благодушно добавил: – Если учесть, что этот русский только что вошел, томиться вам выпадет еще минут двадцать. Поэтому советую присесть.

Однако Скорцени не спешил воспользоваться его приглашением. Тем более что сообщение Кранке сразу же породило у начальника диверсионного отдела Главного управления имперской безопасности массу вопросов, которые высшему по чину благоразумнее задавать стоя.

– Я понимаю, господин бригаденфюрер, что это не столь важно. Но все же. Вы не в курсе: Власов сам попросился на прием? Или, как я уже предположил, был вызван?

– Это действительно не имеет особого значения, – откинулся в кресле адъютант. – Но могу сообщить: рейхсфюрер приказал мне срочно выловить этого красного, – поморщившись, Кранке насмешливо взглянул на дверь кабинета. – «Разыскать и пригласить» – так было сказано. Поверьте, это оказалось непросто.