Я не был уверен, что сам бы согласился подыматься по холодным заснеженным Карпатам, имея лишь слабую надежду на то, что где-то в лесу меня ждут друзья, но спорить не собирался.

— В любом случае, нет, мы больше не покупаем мороженую пиццу. Я не виноват, что вы купили ту ерунду, которую теперь есть не хотите. Есть множество нормальной еды, не являющейся пиццей, например курица «Кун Пао», кальмары, ягненок, запеченный в тандыре. Нет, даже не спорьте. И сегодня мы отправляемся покупать оружие.

Похоже, это вызвало у них даже больший энтузиазм, чем идея покупки пиццы. Поскольку мы отправлялись к Орбану, то я даже не стал настаивать на том, чтобы амазонки переоделись. Мне даже было интересно, как тамошние бородатые ребята, похожие на латиноамериканских партизан, среагируют на моих юных лесбо-анархистско-феминистских подруг с Украины, одетых, как панк-рокерши. Загрузив все купленное в багажник, я сел за руль. Девушки сели сзади. В сороковой или пятидесятый раз я отказался включить Леди Гагу. К этому моменту мне наконец удалось поймать на древнем радиоприемнике машины станцию, крутившую джаз. Но они всю дорогу пели «Покерфэйс», так громко, что я едва слышал Оскара Питерсона с товарищами.

Потому что амазонки — сущие задницы.

Сюрприз первый. Девушки и кузнецы-оружейники Орбана были без ума друг от друга. В смысле, настолько, как если бы я притащил в детсад корзинку со щенками. Этому очень поспособствовала любовь амазонок к оружию. Их сразу же утащили в тир, чтобы дать им пострелять из больших и малых бабахалок.

Сюрприз второй заключался в том, что Орбан, глядя на то, как девушки и парни сорвались с места, как оксфордские студенты и их подружки, бегущие на лодочные гонки, вдруг озабоченно поглядел на меня.

— Я за тебя беспокоюсь, Бобби, — сказал он.

Это последнее, что я ожидал от него услышать, кроме, может, «Я тебя люблю, Бобби, и хочу провести с тобой романтическую ночь». Обычно он говорил в таком грубом тоне, что его голосом можно было бы оттирать плитку в ванной. Единственный раз, когда он что-либо говорил о моем здоровье, так это когда одолжил мне пистолет-пулемет и посоветовал случайно себе хрен не отстрелить.

— Если ты беспокоишься, что меня затрахают до смерти, расслабься. У меня и этих двух девушек исключительно платонические отношения, основанные на желании разнести на хрен некоторых людей, которых мы одинаково не любим.

— Нет, не из-за них. Они девочки о'кей. Слишком умные, чтобы с тобой трахаться, если только не во сне и не спьяну. Я беспокоюсь потому… что слышал разное. Время от времени. Насчет того, где ты работаешь.

Это уже было интересно, поскольку я всегда считал, что Орбан знает все и обо всем, и лишь выдает информацию по крохам, фразами на пару секунд, от которых сам же потом и отказывается. И я всегда старался ничем не пугать его.

— И?..

Он наклонил голову.

— Пошли. У меня в кабинете поговорим.

Кабинет Орбана представлял собой помещение, изящно украшенное пожарными ведрами с песком, но помимо этого у него был стол, старая счетная машинка и пара кресел. Налив себе бокал вина, он предложил вина мне. Я не был уверен, что мне хочется, но не стал отказываться, чтобы не портить общение. Отпил немного.

— Итак? — спросил я.

— Итак… я слышал разное, как уже сказал. Слышал достаточно о том, какой ты скверный.

— Скверный? — удивленно переспросил я.

— Да, скверный. Типа, «Этот Бобби Доллар всегда куда-нибудь влипает. Слышал, что он впутался в что-то скверное».

— Кто тебе это сказал?

Он покачал головой.

— Я тебе не скажу. Да и это неважно. Не тот, кто знал бы тебя лично, тот, кто знает о тебе немного. Но он не единственный. Слышал от другого. «Бобби спер что-то важное, и теперь плохие парни его преследуют, а еще он разгневал Небеса».

— Что ж, обе фразы верны, отчасти, за исключением того, что я ничего не крал. Это можно было бы сказать обо мне в любой момент моей карьеры.

Я рассмеялся, но это явно не убедило Орбана.

— Ладно тебе, Орбан, о людях, которые чего-то добиваются, всегда болтают всякое. О тебе тоже говорят немало.

— Потому, что я это позволяю. Потому, что мне нет нужды в секретности. Кто хочет Орбана, вот он, Орбан.

Он почесал жесткую бороду, вероятно, размышляя, какие интересные и болезненные вещи он бы сотворил с тем, кто пришел бы и сказал, что «хочет Орбана». Сделал хороший глоток, опорожнив бокал.

— Но ты, думаю, вряд ли хочешь, чтобы все знали о твоих делах. А люди, которые реально знают твои дела, не болтают. Но другие болтают.

Я кивнул, пока что не понимая, к чему он клонит.

— И это означает?..

— Это означает, что кто-то намеренно говорит о тебе плохие вещи. Кто-то пытается тебя убрать, Бобби. Может, даже готовит все к тому, чтобы никто не удивился, когда с тобой случится что-то скверное.

Я знал, что плохое уже происходит со мной, просто потому, что все остальное Мироздание, даже альбинос, дух лисицы, мой босс Темюэль и все ангелы, с которыми я общаюсь, давно мне это высказали. Но почему-то, услышав такое от Орбана, крепкого стоика, я ощутил реальный страх. Если это Энаита, ей спешить некуда. Она не собиралась просто найти и прихлопнуть меня, ей надо было, чтобы сначала все прониклись мыслью, что я — опасный вредитель. И потом, когда она наконец сделает свое дело, никто не только не спросит, почему, ей, наверное, медаль дадут за то, что она меня уничтожила.

— Ценю. Правда. Но я уже, типа, в колее, на полной скорости. Мне уже не свернуть.

— Тогда будь очень осторожен.

Видеть перед собой Переживающего Орбана было непривычно. От этого я занервничал. И решил сменить тему.

— Ты мою машину продал?

— Нашел покупателя. Прекрасный парень, коллекционер из Сиэтла. Он о ней хорошо позаботится.

Будто это могло меня утешить. «Арабский шейх, которому мы продали в гарем твою дочь, классный парень». Ага, очень обнадеживает. Но в том, что я потерял «Матадор», Орбан не виноват.

— Спасибо, — сказал я. — Еще по делу. Нет идей насчет того, как сделать аэрозольный баллон с нитратом серебра?

Орбан поглядел на меня так, будто я издал обезьяний вопль.

— Что, с чем?

Я объяснил. Он нахмурился. Я почувствовал себя получше. Это был куда более привычный вид Орбана для меня.

— Не знаю, пока не попробую. Конструирование и испытания за отдельную плату, сам понимаешь. Надо было оставить при себе те деньги, что я тебе отдал.

— Ага, думаю, ты все их назад получишь, к тому времени, когда я покончу с делами.

Но у меня был план (вернее, я планировал его составить, что почти одно и то же), и надо было снарядить себя и других так, чтобы он реализовался. Это было главным. Да, мне было о чем беспокоиться, но сначала работа.