Эр-Джей скрещивает руки на груди, прикрывает ладонью рот и смотрит на меня, качая головой.

– Нет, этого не может быть. – Печаль в его глазах разрывает мне сердце.

– Вы знакомы с Младшим? – удивляется мама.

У меня сжимается горло, я не могу ответить, но обязана кивнуть, чтобы она не повторила свой страшный вопрос. В голове крутятся мысли. Как я сразу не поняла? Он вырос в пригороде Детройта, родители развелись, когда он учился в колледже, отца он так и не смог простить – за что? Тогда мне было неловко задавать такой вопрос, но теперь я знаю ответ. Много лет Эр-Джей считал отца чудовищем.

Мама представляет меня Энни, а Эр-Джей подходит к креслу, в котором сидит отец.

Я пытаюсь уловить в глазах Энни хоть каплю теплоты, но вижу лишь неприступный лед. Я протягиваю руку для приветствия, отмечая, как сильно она дрожит. Энни небрежно ее пожимает и отворачивается, даже не потрудившись познакомить меня с дочерью. Приходится мне сделать это самой.

– Я Анна, – говорю худенькой девочке, одетой в джинсовые шорты и маечку на тонких бретельках.

Она кашляет – звуки напоминают глухой кашель Боба – и отвечает:

– Лидия.

Она не сводит с меня глаз. Считается, что дети видят людей такими, каковы они на самом деле. Это неправда. Лидия смотрит на меня так, будто я звезда, а не человек, разрушивший ее семью.

Энни разглядывает сидящего в кресле отца, но не пытается подойти ближе. Я нахожу в себе силы и беру ее за руку.

– Я попросила маму пригласить вас сюда, – говорю громко, чтобы Эр-Джей тоже меня услышал. – Я должна сделать признание.

– Принесу вам что-нибудь попить, – суетится мама. Она улыбается так, словно гости собрались на праздник, но от меня не скроешь дрожь в ее голосе. Она перепугана. – У меня есть холодный чай, лимонад. Лидия, может, ты хочешь колы?

Девочка открывает рот, но ее останавливает мать.

– Давайте скорее с этим покончим, – говорит Энни, словно уже знает, зачем все здесь собрались и в чем я хочу признаться. – Нам еще ехать обратно. – Она поворачивается к дочери: – Иди лучше погуляй.

Они собираются вернуться домой? Но до Мэдисона семь часов езды на машине. Нет, должно быть, они сняли номер в мотеле или переночуют у Эр-Джея. Я вспоминаю, как мама готовилась к их приезду, попросила меня переночевать на диване, чтобы у Энни была отдельная спальня. Я помогла маме перестелить белье и поставила на комод срезанные ею в саду пионы. Еще одно разочарование для женщины, которой так хотелось быть принятой родными мужа. Возможно, прав был мой отец, когда говорил, что, получив ключ к счастью, не стоит ждать многого…

Энни опускается на диван, мама пристраивается на подлокотник кресла рядом с Бобом. Для Эр-Джея мама принесла с кухни тяжелый дубовый стул.

Я достаю два мешочка с камнями и кладу на журнальный стол.

– Я должна извиниться, – начинаю я. – Первый раз я приехала сюда месяц назад, надеясь помириться с вашим отцом. Понимаете, когда мне было тринадцать лет – я была почти ровесницей Лидии, – по ошибке приняла случайное прикосновение за домогательство. Я солгала.

Я впервые произношу это слово. Оговорка или я действительно готова признаться во лжи? Пожалуй, я и сама не знаю, как все было на самом деле, но сегодня хочу назвать это ложью. Не имея доказательств, я больше ни на что не имею права рассчитывать.

– Вы слышали о Камнях прощения? Я уже отдала их маме и вашему отцу, а эти приготовила для вас.

Эр-Джей упирается локтями в колени, обхватывает голову и смотрит в пол. Энни продолжает сидеть молча, но переводит взгляд на Боба. Он дремлет в своем кресле, положив голову на подушку. Очки для чтения съехали набок.

Ожидание для меня мучительно.

– Я надеялась, что после того, как передам вашему отцу камни, боль моя утихнет хотя бы немного. Не могу сказать, что мы помирились по-настоящему, поэтому я хочу извиниться и перед вами.

Я вытаскиваю камушек из первого мешочка и делаю шаг.

– Энни, пожалуйста, прости меня за то зло, что я причинила тебе и твоей семье. Я понимаю, многого уже не вернуть, поскольку время потеряно, но поверь, мне очень стыдно.

Она смотрит на камень в моей ладони и молчит. Боже, она отказывается его принять. Мне не за что ее винить. Я уже собираюсь убрать руку, когда она тянется и берет камень. На мгновение наши взгляды встречаются. Энни кладет камень в карман.

– Спасибо, – произношу я. Но дело еще не завершено, это лишь первый шаг. Она приняла камень, но он может не вернуться ко мне с письмом, дарующим прощение.

И все же я рада, что начало положено.

Я подхожу к Эр-Джею.

Он не поднимает на меня взгляда. Я смотрю на него сверху вниз, сожалея, что не могу погладить эти растрепанные темные кудри. Ладони его сложены, словно для молитвы. На секунду мне кажется, что это молитва за спасение моей души. Эр-Джей великодушный человек, а я грешница. Как можно было надеяться, что мы когда-то станем парой?

Господи, прошу, помоги мне! Помоги помириться с ним. Сегодня у меня были благие намерения смягчить их сердца и дать возможность простить отца, но все изменилось. Я поняла, что люблю этого мужчину и очень хочу быть им прощенной.

– Эр-Джей, – говорю я дрожащим голосом, – прости меня. Возможно, для меня и не найдется места в твоем сердце, но в нем не может не быть места для отца. – Я протягиваю ему камушек. – Прими его, как символ моего раскаяния. Если бы я могла вернуть прошлое…

Он поднимает голову и впивается в меня взглядом. У него красные глаза. Рука тянется вверх, и по моему телу растекается тепло.

Звук я слышу прежде, чем могу сфокусироваться на изображении. Камни разлетаются по комнате. Я сжимаюсь и закрываю глаза, пытаясь сдержать слезы. Эр-Джей встает со стула и идет к двери.

– Младший! – кричит ему вслед мама.

Хлопает входная дверь, я подхожу к окну и вижу, как он быстрым шагом направляется к машине. Нет, я не могу поз волить, чтобы все так закончилось. Он должен меня понять.

– Эр-Джей! – кричу я и бросаюсь на крыльцо. – Подожди!

Когда я выбегаю из дома, его машина уже выезжает на дорогу. Я смотрю, как поднятая колесами пыль оседает на гравий, и вспоминаю сцену из прошлого, когда плакала мама, а я сидела и смотрела на мелкие камни, летевшие из-под колес машины моего отца.

На часах уже четыре, когда мы вчетвером садимся за стол. Боб спит в кровати, когда готовы спагетти, но Энни настаивает, что его лучше не будить. Я вижу, как просветлело лицо мамы, похоже, напряжение сказалось на всех в этом доме, в том числе на Бобе. Ему было бы нелегко сидеть за этим столом. Мама хочет уберечь его от тяжких испытаний для чести и достоинства.

Мы молча ковыряем вишневый пирог, только делаем вид, что едим. Я, например, раскладываю ягоды на тарелке. Проглотить кусок не могу, горло словно сжали тиски. Я способна сейчас думать только об Эр-Джее и разочаровании в его взгляде.